Остаток ночи они провели без сна, и только под утро Маша забылась ненадолго. Но на этот раз ей ничего не снилось.
С этого дня карьера Маши Винецкой резко пошла вверх – съемки, антрепризы, участие в телешоу, наконец, собственная программа на одном из федеральных телеканалов, где она играла сразу несколько персонажей. Плюс интервью, приемы, кинофестивали – ее буквально разрывали на части, она спала урывками, в самолете или в поезде, в гримерке, в машине, которая везла ее на очередной концерт или не киностудию. Маша не обольщалась и не звездила. Она вполне отдавала себе отчет в том, что из сотни талантливых девочек с дипломом актрисы режиссеры и продюсеры выделяют ее, потому что рядом с ней – Онисимов. Вернее, это она рядом с ним. Снималась она и у самого Онисимова – в его проекте, оказавшемся весьма и весьма успешным. Их творческий союз принес плоды в виде многочисленных премий на разных кинофестивалях.
А через год после окончания съемок Маша рассталась с Владимиром Онисимовым – без всяких скандалов, по взаимному согласию. За это время она как-то незаметно разучилась смотреть на своего кумира восхищенными глазами, зато подмечала теперь недостатки не только профессиональные, но и человеческие – он был капризен, ревнив, эгоистичен и часто мелочен. Онисимову, очевидно, их связь тоже наскучила, и он устремился завоевывать новые высоты в творческой и личной жизни.
Живя с Онисимовым, Маша купила машину, сделала ремонт в новой квартире – не шикарной, но в хорошем районе. С Мариной за это время они виделись всего дважды, случайно столкнувшись на даче у родителей. Вежливо обменялись ничего не значащими фразами – и попрощались, испытывая взаимную неловкость. Родители тоже мало общались с Машей, считая ее виноватой во всех бедах, свалившихся на сестру, и Маша привыкла ограничивать общение с ними нечастыми телефонными звонками.
Дела у Марины действительно шли неважно. Отказ от съемок в сериале испортил ее репутацию. К тому же кто-то в киношной среде упорно распускал слухи, что Винецкой-старшей нельзя доверять, она непунктуальна, у нее ужасный характер, и актриса она очень средненькая… Да, и в последнее время – вы разве не слышали? – такая беда, стала прикладываться к рюмочке, а это уж, сами понимаете… Марина растерялась, утратила кураж и в самом деле напрочь завалила небольшую роль в хорошей, в общем-то, картине. Критики накинулись на нее с неожиданным остервенением, будто кем-то натравленные.
Тогда Маша, все же следившая за сестрой хотя бы издали, еще переживала, спрашивала у Владимира – почему так.
– Ты же сама видишь, Машунь, она не актриса, – отмахивался он. – Моделька – да. Потаскушка…
И Маша обрывала разговор.
Предложений о работе у Марины становилось все меньше. Ряды спонсоров, готовых подставить юной актрисе крепкое плечо, тоже поредели: оно и понятно, Марине было уже почти тридцать, давно подросло новое поколение хорошеньких амбициозных артисток, нуждавшихся в опеке и поддержке сильных и состоятельных мужчин. Не выдержав, Марина и в самом деле начала пить. И вскоре предложений не стало вовсе. Один из ее покровителей, исчезая, сделал своей пассии прощальный подарок – оплатил пребывание в дорогой наркологической клинике, и измученные Винецкие-старшие с трудом, хитростью и посулами, уговорили Марину пройти курс лечения.
Маша же продолжала работать, не отказываясь ни от каких предложений, твердо усвоив: откажешься от работы сегодня – завтра уже не позовут. И еще одно правило она усвоила после нескольких весьма неприятных конфликтов: конкуренция в мире кино слишком велика, и порой приходится идти по головам. И Маша Винецкая упорно двигалась к высотам профессии, которую фанатично любила и ради которой была готова на любые жертвы. Она много снималась, нередко в заведомо слабых проектах, утешая себя тем, что надо немного потерпеть, что вот еще два-три года – и уже тогда не ее будут выбирать, а она сама будет выбирать роли, достойные ее таланта. Отдушину находила в антрепризах, с которыми моталась по стране в перерывах между съемками. В провинции ее всегда тепло принимали, и тогда Маша понимала, что все это – не зря. О сестре она старалась не думать, но искренне радовалась новостям, которые время от времени все же рассказывала мать: Марина вроде бы справилась с болезнью и даже вышла замуж. На свадьбу Маша приехать не смогла – снималась в Италии, но передала молодым приличную сумму в конверте.
Душа у Маши все же была не на месте, и когда ей принесли на читку сценарий фильма о двух сестрах, она первым делом подумала о Марине. Может быть, это знак свыше? И она позвонила сестре, предложила встретиться – та ответила неожиданно дружелюбно и согласилась с радостью.
А может, и наладится, – мечтала Маша. Совместные съемки. Раскрученная фамилия. В ролях сестер – настоящие сестры, отличный рекламный ход. И Марина наконец вернется в профессию. А она, Маша, ей поможет.
Марина жила с мужем в той же квартире в Сокольниках. Она встретила Машу на пороге, чмокнула в щеку, отстранилась, рассматривая.
– Ты стала красавица, – заметила она, улыбаясь. – Даже лучше, чем на обложках, – без всякого фотошопа.
– А ты… – растерялась Маша. – Что же ты не сказала…
Длинный уютный махровый халат, голубой с белыми облачками, едва сходился у Марины на животе.
– А чего говорить-то? – вышел в прихожую встречать Машу ее новый родственник, муж Марины. – Вот родим через пару недель – тогда и будем гордиться на весь свет нашей принцессой, да, Маришка? Дочь нам обещают! Это же у вас, у публичных людей, так принято: едва неделя беременности – уже отчеты во всех журналах, потом об анализах рассказ, потом про рост-вес и кто где рожал. Пиар, мы же понимаем! А мы сглазить боимся, вот и помалкиваем, да, Мариш? Вы проходите, Маша, проходите!
– Да ладно тебе, не слушай его, Машка. Врач, а во всякие сглазы верит! – шутливо оттолкнула мужа Марина.
Но он не отошел, а, наоборот, придвинулся поближе и бережно обхватил жену за талию, положив другую руку на ее выпирающий живот.
– Не во всякие, а только в те, что моих девочек касаются. То есть не касаются! Маша, чай будете? У нас торт есть. Ох, или вы торты не едите? Тогда котлеты. И каша гречневая. Будете?
– Буду, – согласилась Маша. – Я сегодня не обедала.
– Сам готовит, – оглянувшись на дверь, шепотом похвасталась Марина, когда муж исчез на кухне и загремел там кастрюлями. – У меня целая стратегия на этот счет. Мы как стали вместе жить, я готовить же вообще не умела. Потом руки жалела. Теперь вот токсикоз – совсем запаха еды не выношу. Потом рожу – мне не до готовки будет. А там он уже и сам привыкнет. Я готовку эту – бр-р! – не люблю! Слушай, а ты как живешь?
– Марин, я ведь к тебе по делу, – заторопилась Маша. – Вот у меня тут сценарий. Когда съемки начнутся, малышу как раз месяца два будет. Ты как насчет съемок? Сериал вроде неплохой.
– Да что ты, Маш! Я ребенка не брошу. Чего ради? Мне теперь вот что самое главное, – Марина улыбнулась сестре, как несмышленышу, сказавшему очевидную глупость, и погладила себя по животу. – Мне же не двадцать лет. И даже – по секрету – не двадцать пять. Да и Сашка будет против.
– Да, я против! А я твой секрет выдам, – провозгласил, входя в комнату, Александр. – Тебе восемнадцать. Маша, прошу – котлеты, каша. Вам вилку или лучше ложку? Вы не стесняйтесь, ложкой удобнее, хотя Маришка всегда почему-то ругается. Кстати, а против чего я против?
– Маша вон меня сниматься зовет. В сериале. Может, согласиться? – задумчиво сообщила мужу Марина.
Александр тревожно оглянулся на жену, по выражению ее лица сразу понял, что она шутит, и тоже с облегчением рассмеялся.
– Ну ладно, вы тут пообщайтесь, артистки, а мне пора на работу собираться. Я сегодня дежурю, так что у вас вся ночь впереди. Чайник вскипел, а если кофе – то вы сами. Мариш, тебе лучше вообще молоко. Или морс, я сварил, он еще даже теплый. Я очень рад, Маша, что вы наконец к нам заглянули. Маришка о вас очень скучала.
– Ты… правда скучала? – после долгой паузы спросила Маша. Было слышно, как в другой комнате Александр, собираясь, поет «Марш энтузиастов».
– Конечно, правда! Сашка у нас вообще никогда не врет.
