– Это правильно, – согласился красавец Леша и взял в руки огромный гаечный ключ.
Люда вздохнула снова.
– А неаккуратно – это как? – спросил автомеханик спустя некоторое время, когда «УАЗ» Чайниковой оказался разобранным до последнего винтика и лежал на нескольких квадратных метрах пола.
– Мы с Дианой поедем на ралли «Русская зима», – пояснила Люда, – нам нужен главный приз.
– А с чего ты взяла, – удивился Леша, – что ты его выиграешь?
– Потому что, – вздохнула Людмила, – мой папа…
Тут она назвала имя. Леша присвистнул. Отец Чайниковой был одним из самых знаменитых гонщиков СССР, неоднократным чемпионом Союза, дважды выигрывавшим на «КамАЗе» трофи Париж – Дакар.
– Ну, тогда удачи, – сказал он, – а штурман у тебя есть?
– Ты хочешь быть моим штурманом?
– Да.
– Уже есть, – улыбнулась Люда.
– Жаль.
Чайникова расплатилась с Лешей, который краснел, смущался и никак не хотел брать у нее деньги, села в «УАЗ» и поехала домой.
Леша стоял у дверей бокса с ключом в руках. Длинные рукава его свитера свисали до земли. Он был похож на Пьеро из сказки про Буратино.
– Ее нигде нет, – сказала Риточка, – это ужасно! И мобильный не отвечает!
Она громко всхлипнула. Невеста режиссера была одета в хорошенький белоснежный костюмчик, выгодно оттенявший искусственный загар, полученный в солярии.
Мрачный Жорик, ее брат-шантажист, нервно ходил из угла в угол.
– Надо заявить в милицию, – сказал режиссер Селедкин, сидящий в кресле, – пусть они ищут мадам Гнучкину.
Брат и сестра переглянулись.
– Тогда все узнают о том, что наша мама пропала, – начал Жорик.
– И хорошо! – воскликнула Рита. – Меня наверняка покажут по телевизору! А я одену черный костюмчик, жемчужные сережки и буду неотразима в своем горе. Я давно продумала образ.
Она ринулась к шкафу.
– Рита! – рявкнул Жорик. – Неужели ты не понимаешь, что нашу маму убили?
– Что? – недоуменно протянула девушка. – С чего ты взял?
– Да, – пожал плечами Селедкин, – с чего вы взяли, что ее убили? Это же бред! Наверняка к вам скоро позвонят и попросят за нее выкуп.
– Какой еще выкуп? – застонала Рита. – Откуда у нас деньги?
– Ну, это смотря сколько за нее попросят, – подмигнул режиссер.
В глазах Жорика блеснула догадка.
– Я думаю, тысяч сто долларов, – медленно ответил Жорик, пристально глядя на Селедкина. – Или, на худой конец, фотографии с Дездемоной.
– Ты думаешь, я ее похитил? – рассмеялся режиссер.
– Уверен, – прошелестел шантажист. – Больше некому.
– А может, это был не я, а какой-нибудь страстный поклонник драматического таланта госпожи Гнучкиной? – захихикал Селедкин.
Жорик изо всех сил шарахнул кулаком по столу.
– Где моя мать? – заорал он, кидаясь на режиссера.
Тот прыжком переместился за кресло. Риточка стояла посреди комнаты и хлопала сильно накрашенными ресницами. Жорик схватил со стола чашку и швырнул ее в сторону кресла, за которым спасался режиссер. Чашка оказалась с недопитым кофе. Веер брызг облил Риточку, ее белый костюм, платиновые локоны и искусственный загар.
– Блин! – завопила девушка. – Мой костюм!
– А ковер – персидский! – возмущенно заметил Селедкин, сидящий под креслом.
Тут у Риты зазвонил сотовый. Девушка побледнела. Все замолчали. Селедкин высунул голову из-под кресла.
– Ты думаешь, это за выкупом? – шепотом спросила Риточка.
Дрожащей рукой она взяла телефон.
– Але! Ах, это ты, дорогой пупсик! Как я рада тебя слышать, – защебетала она, мгновенно забыв о пропавшей матери, разгневанном брате и испорченном костюмчике. Звонил ее новый поклонник – миллионер, который ездил на ярко-зеленом «Тойота Ленд-Крузере».
Жора скривился. Пользуясь паузой, режиссер вылез из укрытия и снова сел в кресло.
– Спрашивай, – повторил Чен. – Что ты хочешь обо мне знать?
Ева с трудом пошевелила затекшими руками. Ее запястья были закованы в наручники. Цепочка наручников, в свою очередь, была перекинута через трубу батареи в ванной.
– У тебя было в детстве любимое животное? – спросила Ершова, три месяца работавшая буфетчицей именно для того, чтобы познакомиться с Ли Минем поближе. Почему-то ее непосредственное руководство было уверено, что Чен не сможет пройти мимо такой очаровательной девушки. Он и не прошел, но в настоящее время положение Евы было плачевным.
– У меня была анаконда, – улыбнулся Чен.
Ему явно нравилось наблюдать за Евой, находящейся в состоянии беспомощности.
– Без ядовитых зубов? – уточнила она.
– Почему же? С зубами, – отозвался Ли Минь. – Она меня боялась. А я ее – нет.
Ли Минь, прищурившись, посмотрел на буфетчицу.
– Ты ее дрессировал, свою анаконду? – спросила Ева. – Ну там, тапочки приносить…
– У тебя крепкие нервы, – сказал Ли Минь Еве. – Мне нравится твоя выдержка.
– Спасибо, – кивнула Ева. – У тебя тоже.
Чен рассмеялся.
– Демонстрируешь зубки? В твоем положении, – он выразительно посмотрел на наручники, – я бы вел себя повежливее.
– Не понимаю, чего ты добиваешься, – пожала плечами Ева. – В любом случае, тебе придется отпустить меня.
– Ты думаешь? – спросил Чен.
– Кто-то говорил, что любит меня, – саркастически заметила Ева.
– Это было, пока я не заметил, что ты меня динамишь, – ответил Чен. – И сейчас я думаю, что ты просто хочешь денег или дело в другом?
«Главное, чтобы он не догадался, что я – лейтенант ФСБ, – подумала Ева, судорожно сглотнув, – пока он думает, что мне от него были нужны только деньги, все не так страшно. Во всяком случае, у меня есть шанс выудить из него какую-нибудь информацию».
– А родители как относились к твоей анаконде? – спросила она, не меняя тему.
Прикованные к батарее руки ужасно болели.
Диана Грицак приготовила на ужин курицу по-провансальски. Люда сидела за столом и вяло ковыряла мясо вилкой.
– Ты чего не ешь? – спросила Диана. Ее круглые щеки ходили туда-сюда, пережевывая сочное хрустящее крылышко.
– Ем, – грустно отозвалась Чайникова, – просто я скучаю по Селедкину.
– Не говори ерунды, – махнула рукой Грицак, – скучает она! Да Селедкин забыл и думать о тебе. Ты же сама сказала, что он опять собирается жениться.
– И все равно я по нему скучаю, – сказала Люда. – Мне его не хватает. Как подумаю о бывшем муже, так сердце сжимается от тоски.
– От такого недуга есть аж три средства, – глубокомысленно заметила Диана. – Время, смена обстановки или замена игрока.
– Второе не действует, – сказала Люда.
