буркнула: – Вот теперь спи!
Он не ответил. Альтия чувствовала, как он рассматривал темный потолок над собой. Она закрыла глаза и вдохнула его запах. Хороший запах. И все вдруг стало хорошо, знакомо, привычно, и вообще лежать с ним рядом было так приятно и славно. Его сильное тело надежно отгораживало ее от всего мира. Можно успокоиться и отдохнуть… Альтия глубоко вздохнула и положила руку ему на грудь.
Брэшен живо повернулся к ней и обнял. И все ее страхи вновь всколыхнулись. «Глупо, – упрекнула она себя. – Это же Брэшен!»
Она заставила себя ответить на его поцелуй, мысленно повторяя: «Это мое. Это Брэшен!» Он притянул ее к себе и поцеловал уже со всей страстью. А она не могла отделаться от мысли о том, какая тяжелая у него рука, как часто он вдруг задышал. Он, в конце концов, был гораздо крупнее и сильнее ее. Он мог без большого труда взять ее силой, если бы захотел. Ох, только не это!
Альтия уперлась ладонью ему в грудь и слегка отстранилась.
– Я правда очень устала, любовь моя.
Брэшен замер. Потом тихо повторил:
– Любовь моя.
И медленно откинулся на спину. Альтия тихонько отодвинулась прочь. Он не двигался. Она молча уставилась в темноту.
Спустя некоторое время она закрыла глаза, но сон, еще недавно такой желанный, теперь никак не шел к ней. Она уже видела, какой вред им обоим наносила ее мучительная тайна. С каждым мгновением между ними как пропасть ширилось непонимание. «Всего одна ночь, – пообещала она себе, – мне нужна всего одна ночь!»
Завтра все наладится. Завтра она увидит, как Кеннита опускают за борт. Он уйдет навсегда, чтобы больше не возвратиться. Так неужели нельзя позволить себе всего одну ночь передышки? «Неужели я прошу слишком многого?»
Не помогло. Альтия лежала в темноте, ощущая, как от Брэшена распространяется телесное тепло… и обида. Она вздохнула и чуть-чуть отвернулась от него. Завтра она все исправит. Она сможет отрешиться от случившегося и оставить все в прошлом. Она обязательно сможет.
Странной была эта женщина. По мнению Этты, ее нельзя было назвать даже красивой. Хоть и было в ней что-то завораживающее, в некотором таинственном смысле. Змеиный яд обжег ей лицо и оставил волосы свисать неровными клочьями. Между клочьями розовели пролысины. Их уже покрывал тонкий пушок, свидетельствовавший, что со временем все зарастет, но покамест ни о какой красоте не было и речи.
И тем не менее Уинтроу весь вечер искоса поглядывал на нее. Одно за другим принимал самые важные в своей жизни решения и знай поглядывал на эту женщину! Притом что никто не удосужился объяснить, кто она вообще такая. И по какому праву сидела с ними за столом!
Когда все завершилось, Этта легла в постель Кеннита, уткнулась лицом в подушки, еще пахнувшие его лавандой, закуталась в его одеяла. И не смогла заснуть. Чем больше старалась она окружить себя его вещами, тем полнее делалось одиночество. Этта испытала настоящее облегчение, взявшись размышлять о Янтарь. Собственно, не ее было дело, хотя отчего же? Очень даже ее! Как мог Уинтроу уделять внимание женщине в подобный момент? Он что, не понимал, насколько серьезные дела Кеннит ему завещал?
Необъяснимый интерес Уинтроу к Янтарь был достаточно плох сам по себе, но вот то, как неотступно и жадно она его созерцала, настораживало еще больше! Так ведь и ела его изучающим взглядом своих странных глаз. И хоть была бы то откровенная плотская страсть вроде той, которой лучилась светловолосая женщина-северянка. Нет. Янтарь наблюдала за Уинтроу скорее уж как кошка за птичкой.
Или как мать за ребенком.
Она даже не спросила, можно ли ей отправиться с ними на Проказницу. Она просто забралась в шлюпку и ожидала их там.
«Мне нужно поговорить с Уинтроу Вестритом, – заявила она. – С глазу на глаз!»
Вот и все объяснения, не говоря уже об извинениях. А Уинтроу, при всем том, что ноги у него подгибались, лишь коротко кивнул в знак согласия.
Ну и, спрашивается, почему ее-то все это беспокоило? Может быть, утратив мужчину, она уже спешно подыскивала себе нового спутника? Нет, Уинтроу не принадлежал ей. Да и вообще у нее, так-то говоря, ни на кого не было прав. И тем не менее – Этта начинала отдавать себе в этом отчет – она рассчитывала на Уинтроу. Она ведь понемногу начинала мечтать о том, как будет воспитывать сына Кеннита. И в этих толком еще не оформившихся мечтах неизменно присутствовал Уинтроу. Он, и никто другой, виделся Этте наставником, обучающим малыша читать и писать. Именно он должен был смягчить высокомерное равнодушие Кеннита и ее собственную неуверенность. И вот сегодня Уинтроу титуловал ее королевой, и никто не решился с ним спорить.
К сожалению, все это отнюдь не означало, что Уинтроу всегда будет с нею рядом. Сегодня, например, на него загляделась эта женщина. И кто запретит ему просто отставить Этту в сторонку и отправиться в свой путь по жизни без нее?
Этта взяла гребешок и провела им по своим темным волосам. Потом покосилась на свое отражение в Кеннитовом зеркале и вдруг задумалась: чего ради? Чего ради чесать гребешком волосы, зачем спать, зачем даже дышать? Что ни мысль, то мучительное переживание, сплошная головная боль – так зачем думать? Этта вновь зарылась в ладони лицом. Она не плакала – у нее больше не было слез. Под веки словно песку насыпали, горло горело, и облегчения найти не удавалось. Хоть плачь, хоть криком кричи, ничто не помогало. «Кеннит умер. – Словно ножом в сердце. – Кеннит умер…»
Но его дитя живо.
Эта мысль до того ясно отдалась у нее в голове, как будто бы сам Кеннит шепнул на ухо. Этта выпрямилась и постаралась успокоить дыхание. Надо, пожалуй, прогуляться по палубе, привести чувства в порядок. А потом лечь в постель и если не поспать, так хоть отдохнуть. Завтра ей придется соображать много и быстро, отстаивая интересы королевства Пиратские острова.
Этого ждал бы от нее он. Кеннит.
– Прости, но тебе придется говорить со мной здесь. Дело в том, что собственной каюты у меня пока
