Разве об этом надо думать? Ему плохо. Он с трудом хватает воздух…
— Ты сейчас сдохнешь, проклятая собака… — опять шепотом заговорил старик. — Я дождусь твоей смерти. Если не сдохнешь, я задушу тебя.
Старик выставил вперед крепкие ладони. Теперь пальцы не дрожали. Они дрожали, когда старик разливал чай. Взглянув на пиалу, муфтий все понял…
Старик продолжал угрожающе шептать что-то, но муфтий, медленно склонившись, упал на бок. Он лежал маленький, щуплый, жалкий.
Таким его и застал в пустой комнате слуга. Никакого хурджума в караван-сарае не было. Ни о каком госте хозяин ничего не знал.
Предчувствуя недоброе, слуга бежал к дому, шлепая по лужам, с трудом вытаскивая ноги из липкой грязи. Тяжело дыша, подошел к муфтию, слегка дотронулся до него. Потом попятился к двери и вновь выскочил под дождь.
Полицейский, выслушав слугу, осмотрел комнату, поднял опрокинутую пиалу. Где он будет искать этого старика в такую непогоду? Где? Да и дождь давно смыл его следы.
— Муфтий Садретдинхан умер… — внимательно глядя на слугу, медленно произнес полицейский. — Умер. Он был очень стар и болен. Ты понял меня?
Слуга торопливо кивнул.
— Так будет лучше для тебя, — добавил полицейский. — И никто к вам сегодня не приходил. Ты понял меня?
— Понял… — прошептал слуга и добавил: — Так будет лучше.
Капитан Дейнц не успел доложить Расмусу о смерти «святого отца». Два дня Дейнц обдумывал предстоящий разговор с шефом, подбирал более емкие фразы, искал ответы на предполагаемые упреки. Очередные диверсии, организованные с помощью муфтия Садретдинхана, сорвались. Это не могло быть случайностью…
Как и Расмус, Дейнц давно почувствовал, что рядом с ними присутствует, дает о себе знать другая, неведомая сила. Но ни разу немецкие разведчики об этом не говорили вслух.
Расмус разрабатывал новые планы, готовился к очередной операции, которая бы восстановила его авторитет в глазах Берлина. Какой будет эта операция? Дейнц этого так и не узнал. Приехал работник германского консульства. Снял шляпу и тяжело перед началом неприятного разговора вздохнул. Потом печальным, неискренним голосом сообщил:
— Сегодня утром господин Расмус ушел из жизни.
Капитан Дейнц непонимающе смотрел на работника консульства. А тот протянул пакет.
В пакете была шифровка: Расмуса вызывали в Берлин. И короткая, вместо завещания, строка, обращенная к Дейнцу: «Надо ехать».
— Пожалуйста, — строго сказал работник консульства, — не сделайте такую же глупость. Вечером мы должны вылететь.
ВЫНУЖДЕННАЯ ЗАДЕРЖКА
При каждом стуке в калитку Фарида вздрагивала. Новый гость. Кто из них принесет новую беду? Это не давало покоя молодой женщине. Если бы она могла оградить мужа от посетителей!
Почти месяц Махмудбек не выходил из дома. И гости были редкими. Побаивались еще люди наведываться к «государственному преступнику». Пробирались незаметно, вдоль заборов, вечерами.
Утром появлялся доктор, ругал Махмудбека, Фариду. Почему не сменили повязки на руках и ногах. Почему Махмудбек вовремя не выпил лекарство.
— Были мужчины в комнате, — оправдывалась Фарида.
— Мужчины… — ворчал доктор, сдвигая лохматые брови.
Он вовсе не сердитый человек. Очень добрый. Сколько раз Махмудбек предлагал деньги, пытался насильно сунуть их в карман пиджака. Доктор хмурился, ворчал, что из-за денег он бы не пошел на другой конец города. Махмудбек смущенно улыбался. Он был очень похож на больного ребенка. Худой, с желтоватой кожей, сидел, прислонившись к подушкам.
Осматривая Махмудбека, доктор обычно многозначительно покачивал головой. В эти минуты ему хотелось сказать какие-нибудь высокие слова о мужестве и воле. Но он понимал, что никогда не выскажет Махмудбеку своего искреннего восхищения его поведением в тюрьме.
Была еще одна причина, которая задерживала Махмудбека Садыкова в этой стране. Вечерами Фарида плакала, уговаривала немедленно уехать отсюда, от бед, старых и новых.
— Каких новых? — спрашивал Махмудбек. Он гладил ее по голове, успокаивал.
— Будут новые беды! — упрямо твердила Фарида. — Будут! Здесь нельзя жить.
Конечно, нельзя… Осталось несколько дней, и в дом явится полиция, напомнит о законах, о решении правительства: туркестанский эмигрант Махмудбек Садыков должен покинуть пределы страны.
Фарида умоляла. Она больше не в силах прислушиваться к каждому стуку калитки, замерев, не дыша, смотреть на каждого гостя. Фарида боялась серьезных людей, боялась и веселых. Напускным может быть эта веселье. Кто искренне радуется в такое сложное время…
Махмудбек был доволен, что жена стала многое понимать, что рядом с ним оказался настоящий друг… А скоро она будет и хорошей помощницей.
— Пойми, Фарида, нам нужно еще немного побыть здесь.
Она подняла глаза и внимательно посмотрела на мужа. Боже, сколько морщин! Будто долгие годы не видела этого человека.
— Нам нужно… — повторил Махмудбек.
«Нам». Это слово ей нравилось. Оно успокаивало ее. Фарида вновь положила голову на колени мужа. Имеет ли право так поступать азиатская женщина? Фарида не знала. И не хотела знать.
— Мы должны помочь людям… — сказал Махмудбек. — Им грозит беда. Смерть.
Фарида вздрогнула.
Больше Махмудбек не скажет ни слова. Фарида должна понять, насколько серьезна причина, задерживающая его в стране.
С доктором тоже был трудный разговор. Махмудбек, не вдаваясь в подробности, попросил его оказать помощь.
— Месяца на два, на три…
Доктор вздохнул. Вытащил из кармана четки, стал нервно перебирать. В тишине изредка раздавалось приглушенное щелканье. Доктор редко доставал четки. Это был сдержанный, спокойный человек, привычный к ежедневным людским бедам.
— Махмудбек. Дорогой… — тихо заговорил доктор. — Вы очень больны. Вам нужен отдых, длительный. Хорошее лечение. Браться за любое, даже пустяковое, дело вам нельзя. Уезжайте. Наверное, у вас есть друзья и земляки в соседних странах. Уезжайте, например, в Бомбей, к морю. — Резким движением доктор спрятал четки в карман. — Вот что я хотел вам сказать…
Махмудбек думал о своем, словно и не слышал разумного совета. Доктор обиженно сопел, опустив голову.
— Мне необходимо задержаться самое малое на три месяца…
— Господи… — зашептал доктор. — Вы сошли с ума!
Просто так человек не будет оставаться в стране. Значит, новые дела, новое беспокойство. Доктор вскочил. Рука опять рывком вытащила четки. Они вырвались и упали на пол. Доктор поднял их, начал перебирать перламутровые шарики.
— Господи! Да вы по комнате можете пройти только пять шагов! Вам немедленно нужно уехать отсюда!
— Хорошо… На два месяца, — сказал Махмудбек.
