этой культуры, чтобы она привыкла к земле. И не одно поколение людей, чтобы привыкли и полюбили рассыпчатую картошку в «мундире». Вы ели когда-нибудь такую картошку?
Махмудбек невольно улыбнулся.
— Один раз.
— Не тянет? — серьезно спросил агроном.
— Нет… — откровенно сознался Махмудбек.
— Вот видите! Как же здесь прижиться, как сделать, чтобы тебя полюбили! — Он в отчаянье махнул рукой и замолчал.
Кажется, и так слишком много откровенных слов сказано. Достаточно… Теперь не скоро наступит момент подобного откровения. Да и наступит ли? Когда еще они встретятся, Махмудбек и бывший русский офицер, агроном?
Махмудбек с нескрываемой завистью посмотрел на загорелое лицо, на крепкие руки этого стройного, подтянутого человека.
— Мне, кажется, удалось выполнить вашу просьбу. Помог тюремный врач. Полиция получит указание, и вы останетесь в стране еще на два месяца. Потом, сами понимаете, дней десять-пятнадцать можете собираться, ссылаясь на разные причины… Да, я думаю, полиция не так внимательно будет следить за сроком. На эту бумагу лягут еще десятки новых…
Хотелось сказать какие-то добрые, благодарные слова. Но вряд ли они сейчас нужны. Агроном сам видел, что Махмудбек рад, очень рад этому сообщению.
— Как вам удалось?
— Удалось… — односложно ответил агроном. — Случается, меня приглашают высокопоставленные лица. Один из них смог дать такое указание. Я объяснил ему: вы больны, беспомощны, живете в ожидании денег. Подтвердил доктор. И так далее. Конечно, подчеркнул, что я вам очень обязан. Да…
Он опять махнул рукой. Снова наступила пауза. Вероятно, у агронома были и другие новости.
— Я вам говорил о человеке, о слуге, который все знает? Так вот… Последняя информация. Из Турции прибыл некий Усманходжа Пулатходжаев. В старом караван-сарае он начал встречаться с вашими стариками. Что-то готовит. Даже власти насторожились.
Фруктовый базар был маленьким, будничным. Он не походил на те яркие торговые ряды, возле которых сидели заключенные, ожидая подаяния.
В «Ферганской чайхане» тоже мало что изменилось. Хозяин бросился навстречу Махмудбеку, обнял его, засыпал вопросами о здоровье, самочувствии, благополучии. Не ожидая ответа (и так видно, как выглядит Махмудбек!), начал жаловаться на невзгоды и трудное время, на дороговизну и отсутствие настоящих посетителей, которые не ожидают сдачи.
Хозяин усадил Махмудбека и Шамсутдина в угол. Пусть порядочным людям не мешают разные бродяги и нищие.
Немногие посетители изучающе осматривали Махмудбека. Некоторых эмигрантов он знал и почтительным кивком здоровался с ними. В наступившей тишине звякнула крышка чайника. Она болталась на веревочке, пока хозяин старательно обваривал чайник кипятком.
Хозяин принес поднос с фруктами, с сахаром — настоящим, поблескивающим наватом, поставил чайник и доверительно шепнул:
— Китайский… Из Кашгара получил.
Махмудбек улыбнулся. Ему всегда нравился этот добрый, искренний человек. Судьба забросила его в далекий край, но не сломала, не ожесточила. И не было более счастливых минут у чайханщика, чем те, когда кто-нибудь заводил разговор о Фергане, восторгался тополями, урюковыми садами, торопливыми арыками. Тогда у чайханщика появлялась печальная улыбка, он шумно вздыхал и без устали угощал посетителя хорошим, крепким чаем.
Махмудбек пил чай медленно. Сделав два-три глотка, ставил пиалу и наслаждался этой мирной обстановкой. В таких чайханах он бывал в начале тридцатых годов. Закопченные балки, потертые паласы, постоянно фыркающий самовар… Своеобразный, неповторимый уют, по которому тоскуют сотни людей.
В тех чайханах стоял хохот над репликами аскиябазов — острословов, спорили о делах первых колхозов, с уважением, притихнув, слушали рассказ первого тракториста…
А здесь люди вспоминают прошлое. И боятся думать о завтрашнем дне… Каким он будет?
Махмудбек смотрел на старого таджика. Он даже не знал его имени. Где-то видел это темное, хмурое лицо. Или на чьих-то похоронах, или здесь, в чайхане. Старик только раз метнул недовольный взгляд в сторону Махмудбека. Потом повернулся боком.
Во всех своих бедах старик, наверное, винит руководителей эмиграции, тех, кто затащил его на чужбину и бросил на произвол судьбы. Он отщипнул кусочек лепешки и стал медленно жевать. Редкая бородка нервно вздрагивала.
И этого, уже совсем нищего человека хотят втянуть в новую беду, лишить свободы и даже этих, теперь самых счастливых, минут… А может, лишить и жизни.
Мужчина лет сорока пяти, не обращая ни на кого внимания, громко чавкал. Он принес кусок холодной баранины. И на виду всей чайханы наслаждался богатой едой. Вот этот человек пойдет на все. Он умеет держать нож в руках. И баранина ему нужна каждый день. Ему пообещают мясо и власть. Тогда он иначе сожмет нож. Удары будут точными и сильными.
Хозяин в третий раз поднес чайник.
Когда сменились посетители, чайханщик, задержавшись, сказал Махмудбеку:
— О вас спрашивали.
— Кто? — спокойно поинтересовался Махмудбек. — Кому я еще нужен?
— Чужой… Говорил на фарси.
— Он часто сюда заходит? — спросил Махмудбек.
— Да… Почти, через день. Уже месяц.
— Он приходит один?
— В это же время появляются, — он пожал плечами, — или мне кажется, братья Асимовы… Вы их должны знать.
— Вместе заходят?
— Нет… То один, то другой.
Махмудбек не знал Асимовых. Но решил сейчас не расспрашивать чайханщика об этих людях. Ясно, что они следят за чужим гостем.
— А та штука…, — заговорщически подмигнув в сторону каморки, прошептал чайханщик, — там лежит. Хорошо спрятана…
Только сейчас Махмудбек вспомнил о пистолете.
— Пусть лежит… — сказал он.
На другой день Шамсутдин пришел с полной информацией о братьях Асимовых.
— Шукур старше на два года. Смелый человек, бывал в драках, шрам на правом плече. Ранили ножом. Говорят, на его совести две жизни.
— А другой?
— Зовут Анваром. Тот страшнее.
— Почему?
— Неизвестно, что может выкинуть. Говорят, улыбался, а сам вдруг за горло схватил человека. Потом отпустил, махнул рукой и ушел.
— Сумасшедший, что ли?
— Есть немножко. Так говорят.
— Странная пара… — хмыкнул Махмудбек.
— Нам только их не хватало… — вздохнул Шамсутдин.
Он виновато посмотрел на Махмудбека и стал ожидать главного вопроса. Махмудбек молчал.
— Хозяин, — не выдержал Шамсутдин, — я пока не узнал, чьи это были люди.
— Надо узнать, Шамсутдин. И как можно быстрее. А в чайхане нам делать больше нечего…