Петер Хакс
Музы I
Шарлотта Хойер
Шарлотта Хойер
Гете, 62 лет
Ример, 37 лет
20 марта 1811 года. Гете и Ример в кабинете. Гете роется в старых рукописях. Ример за столом заканчивает корректуру гранок.
РИМЕР
Ваше сиятельство, я позволю себе пожелать вашему сиятельству успеха.
ГЕТЕ
Вот как? А у нас его нет?
РИМЕР
Ваше сиятельство опять сбивает меня с толку. Я хотел выразиться в том смысле, что имеет место повод утверждать, что произошло счастливое событие.
ГЕТЕ
Произошло? Тогда почему вы его желаете?
РИМЕР
Я просто хотел сказать: от души поздравляю вас с успехом. Вы единственный человек, который не понимает этой фразы.
ГЕТЕ
Я не понимаю большинства фраз. К чему вы, собственно, клоните, Ример?
РИМЕР
Наша книга готова. Я только что внес последнюю корректуру в жизнеописание художника Хакерта; впрочем, я позволил себе внести в текст некоторые изменения. Если ваше сиятельство соизволит бросить взгляд…
ГЕТЕ
Полноте. Вы и сами вполне справитесь со всем этим.
РИМЕР
Благодарю за великодушное доверие. Итак, мы у цели. Мы можем собой гордиться.
ГЕТЕ
Гордиться? Когда работа завершена, я не испытываю ничего, кроме неизъяснимой тоски. Дать так мало и чувствовать себя таким опустошенным. Единственное, что избавляет от хандры, — это бегство в новую задачу.
РИМЕР
Мы снова беремся за «Фауста», господин тайный советник?
ГЕТЕ
Разве я это сказал? Сочинение о Хакерте закончено. Уберите его с глаз долой. Отнесите на почту и отправьте.
РИМЕР
Как прикажете, ваше сиятельство.
ГЕТЕ
Все же хоть какое-то удовольствие оно мне доставит. Котта придет в бешенство. Никто у него этого не купит. Он напечатает тысячу экземпляров, а девятьсот останутся на складе. Хакерт знал все о ландшафтной живописи. Бедняга понимал толк в красоте, а такие вещи совершенно не находят спроса. Ландшафт, претендующий на то, чтобы считаться современным, должен быть похож на инвалидный дом: сухие ветви, сломанные стволы, раздерганные кроны. Наш Филипп Хакерт такими вещами не занимался. И как же он выходит из неприятного положения? Умирает и предоставляет мне издавать книгу.
РИМЕР
И все же: каждая книга вашего сиятельства представляет собой такое приобретение для отечества, что даже глупцы не смогут помешать отдать ей должное.
ГЕТЕ
Ример, вы недооцениваете глупцов.
РИМЕР
Разумеется, «Фауст» — совсем другое дело.
ГЕТЕ
Почему вы все время толкуете о «Фаусте»?
РИМЕР
Да ведь вы же его распаковали.
ГЕТЕ
Я вынул папку с «Поэзией и правдой», а наброски «Фауста» как-то нечаянно подвернулись под руку. Конечно, можно бы к нему вернуться. Можно бы к нему вернуться… Давайте-ка, друг мой, поразмыслим серьезно. Этот «Фауст» дался мне нелегко. А вы без конца пристаете, чтобы я приделал к нему еще одну часть.
РИМЕР
Таково было искреннейшее желание покойного надворного советника Шиллера.
ГЕТЕ
Что ж. Нам тоже, кажется, пришло кое-что в голову на сей счет. С другой стороны, если мы остановимся на «Поэзии и правде», то несколько спокойных лет нам обеспечены. Собрать десяток старых писем, порыться в воспоминаниях — и том получится сам собой. И не надо изнурять душу, и можно иногда позволить себе приятные развлечения. Не то чтобы мне не хватало духу на второго «Фауста»…
РИМЕР
Во всяком случае, план у вас в голове.
ГЕТЕ
Но, Ример, ничего не выйдет. Кота!
РИМЕР
Кота как раз принимает «Фауста» очень близко к сердцу.
ГЕТЕ
Вот видите. В том-то и дело.
РИМЕР
Я полагаю, что, в сущности, Кота не хочет ничего, кроме «Фауста».
ГЕТЕ
Он никогда ничего другого и не хотел, поэтому-то ему и нельзя его давать. Поймите же, Кота — человек исключительный, издатель, который гтов меня печатать. Но имей он «Фауста», что тогда? Зачем ему тогда готовность меня печатать? Вот, например, эта мелочь, книжка о Хакерте, — да неужели вы думаете, что я нашел бы для нее издателя, — на каком угодно краю света — будь у меня готов «Фауст»?
РИМЕР
Но господин Кота именно благодаря своей доброжелательности приобрел право на издание «Фауста».
ГЕТЕ
Да он его получит. Я заставил его тринадцать лет ждать первой части, пусть же он наберется
