Владыка начал видеть некоторые вещи в новом ракурсе.
Он вдруг оценил пользу выжидания.
Тварь почувствовала, что в грудной клетке мальчика происходит что-то неладное. Сначала сердце Зака зачастило, а теперь пульс замедлился. Мальчик лежал на земле, схватившись за горло. Стоявший над ним Владыка уколол свой большой палец острым когтем среднего и, следя, чтобы из ранки не выскочил ни один червь, позволил одной крохотной белой капельке упасть в раскрытый рот мальчика — прямо на запавший язык.
Неожиданно Зак застонал и с силой втянул в себя воздух. Во рту он почувствовал странный вкус — меди и горячей камфоры, — но уже через несколько секунд нормальное дыхание восстановилось. Однажды, на спор, Зак лизнул контакты девятивольтной батареи. Именно такой же разряд он почувствовал и сейчас, за мгновение до того, как его легкие разомкнулись. Мальчик посмотрел снизу вверх на Владыку—на эту тварь, это существо, это воплощение повелительной мощи, — и во взгляде его не было уже ничего другого, кроме благоговения исцеленного перед целителем.
ЭПИЛОГ Отрывок из дневника Эфраима Гудуэдера Воскресенье, 28 ноября
После того как по всем городам и местностям земного шара, и без того уже встревоженным сообщениями из Нью-Йорка, прокатились нарастающие волны необъяснимых исчезновений…
после того как слухи и безумные россказни — о том, что по ночам исчезнувшие возвращаются в свои дома, обуреваемые нечеловеческими желаниями, — стали распространяться со скоростью лесного пожара, опережая шествие самой пандемии…
после того как слова «вампиризм» и «чума» наконец стали произносить даже власти предержащие…
после того как системы экономики, средств информации и транспорта стали разваливаться по всей планете…
мир осознал, что он стоит на краю бездны, и началась полномасштабная паника.
А затем последовали катастрофические аварии на атомных станциях. Одна за другой.
По причине применения оружия массового поражения и опустошения целых регионов никакая официальная версия событий и никакая их хронология не могут быть установлены и тем более проверены — ни сейчас, ни когда-либо в будущем. То, что написано ниже, — всего лишь принятая гипотеза, хотя лучше назвать это «наиболее вероятным предположением», основанным на представлении о том, как были выстроены костяшки домино, до того как начала падать первая из них.
После аварии на китайской атомной станции второй расплав реактора — построенного корпорацией «Стоунхарт» — произошел на атомной станции в Хадере{39} , на западном побережье Израиля. В атмосферу взметнулось радиоактивное облако, содержащее изотопы разных элементов, в том числе цезия и теллура. Теплые средиземноморские ветры понесли заразу как в северном направлении — на территорию Сирии, Турции и, через Черное море, России, — так и в восточном: на Ирак и северный Иран.
В качестве причины был назван ядерный терроризм, и многие стали показывать пальцами на Пакистан. Пакистан отверг любые обвинения, между тем как заседание кабинета министров Израиля, последовавшее за чрезвычайным созывом кнессета, было расценено как военный совет. Сирия и Кипр потребовали международного осуждения Израиля, равно как возмещения причиненного им ущерба, а Иран объявил, что вампирское проклятие — явно еврейского происхождения.
Президент и премьер-министр Пакистана, посчитав, что авария на АЭС послужит Израилю предлогом для начала военных действий, вынудили парламент дать согласие на превентивный атомный удар шестью боеголовками.
Израиль реализовал свой потенциал второго удара и ответил тем же.
Иран произвел бомбежку Израиля и немедленно объявил о своей победе. В ответ Индия выпустила ракеты с пятнадцатикилотон-ными боеголовками по Пакистану и Ирану.
Северная Корея, подстегнутая страхом чумного заражения равно как затяжным голодом, ударила по Южной Корее, и ее войска перешли через тридцать восьмую параллель.
КНР позволила себе втянуться в этот конфликт, пытаясь отвлечь мировую общественность от катастрофической аварии на китайском реакторе.
Ядерные взрывы спровоцировали землетрясения и извержения вулканов. Последние выбросили в атмосферу несметное количество пепла, а также колоссальные объемы сернистого ангидрида и углекислого газа.
Горели города, пылали нефтяные поля, пожирая ежедневно миллионы баррелей нефти, и людям не удавалось погасить бесчисленные пожары невиданной силы.
Эти дымовые трубы безостановочно посылали в атмосферу, и без того перенасыщенную пеплом, чудовищные черные клубы; аэрозоли разносились по всей планете; потеря солнечного света на поверхности земли доходила до 80–90 процентов.
Планета все больше и больше надвигала на себя леденящий капюшон сажи.
Не осталось ни одного человеческого поселения, которое не испытало бы на себе воздействия этого черного колпака; нарастал хаос, но вместе с ним росла и уверенность в скором Вознесении праведных. Города превратились в ядовитые тюрьмы, автомагистрали — в бесконечные свалки машин. Границы США с Канадой и Мексикой были закрыты; нелегалов, пересекающих РиоГранде, встречал мощный заградительный огонь. Но даже этих пограничных мер хватило ненадолго.
Над Манхэттеном недвижно висела тяжелая радиоактивная туча; небо на какое-то время обрело тёмнокрасный цвет, но вскоре сажа, скопившаяся в атмосфере, и вовсе перекрыла солнечный свет. Наступившие сумерки казались каким-то театральным эффектом — ведь в то время суток, которое еще недавно называлось «светлым», часы по-прежнему исправно показывали день, — однако это был не театр, а самая настоящая реальность.
У береговой линии океан стал серебристо-черным — это в воде отражалось небо. Затем наступила пора пепельных дождей. Осадки сами по себе не убивали, просто все вокруг становилось черным. Наконец стихли последние сигналы тревоги, и из подвалов повалили орды вампиров, чтобы заявить права на мир, который они теперь считали своим.
Тоннель Северной реки Фет наконец нашел Нору. Она сидела на рельсах в недрах тоннеля под Гудзоном. Рядом спала ее мама, положив голову на колени дочери, а Нора, оберегая сон больной женщины, тихонько поглаживала ее седые волосы.
— Нора, — сказал Фет, садясь рядом. — Пойдем… Позволь мне помочь тебе… И твоей маме…
— Мариела, — прошептала Нора. — Ее зовут Мариела.
Не в силах более сдерживаться, она уткнулась лицом в плечо Фета и разрыдалась — по-простому, по-бабьи, завывая и сотрясаясь всем телом.
Вскоре вернулся Эф. Он обследовал соседний, идущий на восток ствол тоннеля, где пытался найти Зака. Обессиленная, изнуренная Нора впилась в него глазами, полными боли и надежды, и даже попыталась было встать, но забота о маме помешала ей сделать это.
Эф снял монокуляр ночного видения и покачал головой. Никаких результатов.
Фет чувствовал напряженность между Эфом и Норой. Каждый из них был опустошен горем, да так, что и словами не выразить. Василий знал, что Эф не винил Нору: вне всякого сомнения, в сложившихся обстоятельствах она сделала для Зака все, что могла. И вместе с тем Фет ощущал: потеряв Зака, Нора потеряла и Эфа тоже.
Фет еще раз рассказал Эфу и Норе о событиях, приведших к тому, что Сетракян отправился в Рожковую долину только лишь в сопровождении Гуса.
— Он сказал мне, чтобы я остался и пришел сюда. — Фет взглянул на Эфа. — Чтобы я нашел
