задрожали ветки на верхушке, как крона зацепила белое облачко и зачертила острием по голубому небу. Пиапон следил за падением дерева и только в самый последний момент заметил, что оно валится на нарту Полокто. Хрястнули ветви, дерево ухнуло в мягкий снег, и тут Пиапон услышал, как хрустнули переломленные перекладины нарты.
— Что же ты сделал, паршивец! — закричал Пиапон. — Лень было оттащить нарту подальше! Вот придешь в аонгу, достанется тебе от отца.
Но Пиапон ошибся — не Ойте досталось за сломанную нарту, а ему. Как только услышал Полокто, что дерево задавило его нарту, сломало перекладины, он выбежал на улицу.
— Ты был старшим там, ты должен был посмотреть, где мальчик оставляет нарту! — закричал он на брата. — Ты сломал мою нарту, а в тайге ломать нарты — это байта.[56] Ты должен ответить, должен возместить!
— Чего раскричался, я тебе новые перекладины сегодня же поставлю, — сказал Пиапон. — А виноват не я.
— Ты виноват, ты возместишь! Не надо мне новых перекладин!
— Я отдам тебе свою нарту, — заступился за Пиапона Калпе.
— Уходи, не твое дело! Ты, отец Миры, теперь от этого дела не отвертишься, ты мне заплатишь за сломанную нарту.
Пиапон понял, теперь ему окончательно придется рассориться с Полокто, понял еще, что Полокто не столько расстроен, сколько обрадован: он ждал этого момента терпеливо и долго и решил сейчас отквитаться за прошлое унижение. Пиапон знал закон, который тяжело карал людей, нарочно, с какой-то целью ломавших охотничьи принадлежности. Но это касалось людей, которые сознательно ломали, а он не притронулся к нарте Полокто, он даже не помышлял ее сломать.
— Отец, посмотри, что сделал твой Пиапон, он нарочно свалил дерево на мою нарту, нарочно сломал ее, — обратился Полокто к Баосе. — Я требую разбирательства.
— Кто будет судить здесь, в тайге? — спросил Баоса.
— Ты будешь судить.
Баоса промолчал.
— Возьми мою нарту и не вопи больше, — сказал Пиапон.
— Не надо мне твоей нарты. Ты сломал в тайге охотничье снаряжение и должен расплатиться железным предметом. Таков закон, сам знаешь.
— Что тебе надо? Нож? Не отдам я его, не могу остаться без ножа. Ружье — слишком жирно, подавишься.
Пиапон был спокоен, он говорил, слегка посмеиваясь над Полокто, ясно было видно, что он издевается над ним.
«Опять Полокто! Опять он, негодяй! — негодовал Баоса. — Ссориться ему надо, собачьему сыну!» Только он хотел прикрикнуть на споривших, как в это время Полокто крикнул:
— Капкан свой отдай!
«Негодяй, ох негодяй какой, с родным братом начал судиться без дянгиана, — возмущался Баоса. — Все пропало! Все пропало!»
— Полокто, кончай ругаться! — закричал Баоса. — Мою нарту возьми!
— Я уже сказал, чем он должен возместить, — злобно ответил Полокто. — Пиапон должен мне капкан.
Всем, кто находился в аонге, было неприятно смотреть на Полокто, он сам это чувствовал, но уже не мог отступиться: слишком уж велика была зависть к удачливому капкану брата.
— Где дянгиан — судья? — спросил спокойно Пиапон.
— Отец.
Баоса отвернулся.
— Хорошо, завтра принесу тебе капкан, — так же спокойно ответил Пиапон. — Я не люблю вшей, вони… Завтра принесу.
«Теперь мне не жить с ним в одном зимнике», — подумал он.
На следующий день Пиапон вернулся поздно, за его спиной висели снятые с соболиных троп самострелы. Он вошел в зимник, не раздеваясь, остановился в дверях. — Не судился я раньше, виноватым не был и не знаю, как я должен отдать тебе капкан, — сказал он.
Полокто постелил на улице на снегу кусок шкуры, положил на нее аккуратно подстриженные, связанные между собой палочки и отошел.
— Клади на шкуру, — сказал он и обратился к окружавшим: — А вы хлопайте себя по плечам и дуйте на плечи, чтобы на вас не садилась байта.
Пиапон положил капкан на шкуру и ушел в зимник. Весь вечер он собирал вещи, складывал их на нарты, увязывал. На ночь оставил только спальный мешок.
— Ты что решил, отец Миры? — спросил перед сном Баоса.
— Решил больше не попадаться к судьям, и байту не хочу.
Потушили жирник, в аонге стало так темно, что Пиапону казалось, будто перед ним не пустота, а какая-то твердая, черная масса.
— Ага, решил уйти, да? — шепотом спросил лежавший рядом Калпе. — Может, передумаешь? Ух, жаднюга, давно он зарился на твой капкан.
Баоса слышал шепот братьев. «Пиапон не виноват, не виноват», — убеждал он себя.
Утром Пиапон покинул аонгу отца.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Ты не мерзляк, я тоже не мерзляк, проживем, — говорил Токто, делая зимник из хвои.
Когда зимник был готов, Токто с Потой занялись заготовкой дров. В первый день в тайге не принято браться за ружья, за самострелы; если даже наткнется на аонгу табун кабанов — не стреляй: сперва надо устроиться с жильем, познакомиться с Хозяином охотничьих угодий — Подей, крепко помолиться ему одному, если он одинок, а если у него семья — то всей семье. Подя хотя и Хозяин определенной части тайги и невидим для простого глаза, но он, подобно обыкновенному человеку, имеет жену и детей. Если кому захочется с ним поговорить, может явиться к нему только во сне. А на своем владении Подя находится и днем и ночью, сидит с охотниками возле костра в их зимнике, слушает беседы, ест, что ему подадут; из этих бесед и узнает он людей. Если человек ему нравится — будет гнать соболей на его самострелы, когда начнет подкрадываться к кабану или лосю, он прикроет зверю уши и глаза, и зверь не увидит охотника, подпустит совсем близко.
Каждый таежник знает причуды Поди и стремится задобрить и расположить его к себе. Пота сам умел молиться и ждал, когда Токто, глава аонги, начнет готовить тороаны — жерди с человеческими лицами, и гадал, поглядывая на высоченные кедры, которое из них станет священным деревом. Но Токто, вместо изготовления тороанов, принялся заготовлять дрова.
«Что же он думает? Ведь день кончается, полагается молиться днем, при солнце и обязательно в первый день», — думал Пота.
— Мы будем просить удачи или нет? — спросил он после полудня.
— У кого просить? — небрежно спросил Токто.
— Как у кого, у Хозяина тайги.
— Проси один, я никогда ни у кого ничего не выпрашивал.
Пота не мог понять, шутит Токто или говорит всерьез.
«Нет, не шутит, — подумал он, приглядевшись к лицу названого старшего брата. — Как же так, разве можно в тайге так себя вести? Что он делает? Разгневается Хозяин тайги, что тогда с нами будет?»
— Ага, как же… — И Пота запнулся, он не знал, как выразить свою мысль. — Ага, ведь Подя…
Пота вспомнил дорогу от стойбища до места охоты, вспомнил, как его еще тогда удивляло поведение Токто: принято во время еды в любом месте угощать местного Подю, для этого требуется бросить лучший
