времен Столетней войны: английский капитан предложил отправить из Кале или Кротуа
две экспедиции по 3000 воинов каждая (из них 750 копейщиков), которые с 1 июня до 1
ноября прошли бы через Артуа, Пикардию, область Лана и Шампань, сжигая и разрушая
все на своем пути[532]. Наконец, показательны библиотеки военных, обычно дворян, занимавших определенные должности, облеченных военными полномочиями. Два
примера: в начале XV в. в библиотеке командующего арбалетчиками Франции Гишара
Дофена сеньора де Жалиньи, помимо разных хроник, имелись рукописи Тита Ливия, жизнеописания Александра и Цезаря, книги о турнирах и гербовники, трактат Феодора
Палеолога, книга Жоффруа де Шарни о джострах, турнирах и войне, «маленькая книжка
об уходе за лошадьми» и, наконец, «Древо сражений» Оноре Бове[533]. В описи книг
Бернара Беарнского, бастарда Комменжского, составленной в 1497 г., из военных книг
упоминаются «Хроники» Фруассара, «Декады» Тита Ливия, жизнеописание Бертрана дю
Геклена, «Древо сражений» и «Юноша» Жана де Бюэя[534].
Каково бы ни было значение (в любом случае минимальное) теоретического, или
интеллектуального, образования, практическое, несомненно, преобладало во всех
отношениях. Благодаря роли кавалерии в армиях того времени любые конные
упражнения, включая охоту, могли расцениваться как подготовка к войне. Вспомним
здесь и игру «квинтана», и джостры, и турниры (или бугурты); кроме того, нужно
отметить, что если во времена Вильгельма Маршала турниры по числу участников, характеру и масштабу боя, призам были очень близки к настоящим сражениям, то в
позднее Средневековье все было иначе, и турниры скорее стали ритуализированным
спектаклем, формально благоговейной демонстрацией все более жестких этикетных норм.
К тому же не только папство (начиная с 1130 г.), но позднее и короли (например, Филипп
Красивый) силились запретить или ограничить турниры, видя в них опасную и
тщеславную забаву, где растрачиваются силы в ущерб собственно военной деятельности, которую они хотели сделать своей монополией[535].
Практиковались также и индивидуальные упражнения, поэтому в позднее
Средневековье в городах были учителя фехтования, охотно предлагавшие свои услуги[536].
Иногда упоминается настоящая военная физкультура, которую в некоторых отношениях
можно сравнить с учебными занятиями в современных армиях. Один из наиболее ярких –
пример маршала Бусико, показывающий, вопреки устойчивой легенде, какой ловкости
можно было достичь если не в жестком стальном доспехе, то по крайней мере в гибкой
кольчуге. «Бусико прыгал в полном вооружении, за исключением бацинета, и танцевал в
стальном панцире; в полном вооружении вскакивал на своего коня, не ставя ногу в
стремя; вскакивал с земли на коня за спину движущемуся всаднику, ухватившись лишь
одной рукой за рукав этого всадника; взявшись одной рукой за седельную луку, а другой
ухватившись за холку, перепрыгивал через большого коня; между двух стен высотой в
башню, стоящих в сажени друг от друга, мог подняться до верха, упираясь лишь руками и
ногами и не упав ни при подъеме, ни при спуске; мог в стальной кирасе подняться по
обратной стороне длинной лестницы, поставленной к стене, до самого верха без помощи
ног, хватаясь только руками за поперечины, а без кирасы мог одной рукой подняться на
несколько поперечин»[537].
В позднее Средневековье особенно очевидны усилия властей по развитию военных
спортивных состязаний в противовес «гражданским» играм и соревнованиям. У
некоторых народов, например, у швейцарцев[538] или шотландцев, давно уже сложился
обычай регулярно проводить воинские состязания. В эту эпоху преобладание воинских
искусств стало всеобщей тенденцией, проявляющейся как в английских селах, так и в
итальянских и немецких городах. Статут Ричарда II от 1389 г. обязывал «слуг и
работников» обзаводиться луками и стрелами и по воскресеньям и праздникам заниматься
стрельбой, а не игрой в мяч (руками или ногами) или «<...> другими пустыми играми»[539].
Во Франции монархи из дома Валуа перед лицом английской угрозы принимали
