осквернять Святое причастие и сосуды для Святых Даров, не грабить церкви, не нападать
ни на клириков, ни на женщин, ни на гражданских лиц; грабеж домов вообще и потрава
лугов также были формально запрещены[750]. Начиная с законов Фридриха Барбароссы
(Lex pads castrensis, 1158 г.) различные законодательные тексты Империи отвечали той же
цели. Так, один из них (Sempacher Brief, 1393 г.) брал под защиту женщин, а также церкви
и другие святые места.
Однако усилиям, направленным на гуманизацию войны, противостоял целый ряд
факторов, из которых можно выделить три основных:
1. Государства во многих случаях проявляли заинтересованность в том, чтобы, по-
возможности, вести тотальную войну безо всякой пощады к противнику; понятие
оскорбления величества, в частности, помогало оправдать массовое хладнокровное
уничтожение людей. Во время Столетней войны английская монархия несколько раз
давала примеры неукротимой жестокости. Позднее Людовик XI, как и Карл Смелый, отдавал своим войскам приказы все опустошать и без жалости убивать всех
сопротивляющихся. Подобные жестокости встречаются, в масштабах вполне сравнимых, и во время крестовых походов против гуситов.
2. Право оружия, рыцарская дисциплина со всеми ограничениями, более или менее
нравственными, могли в любом случае применяться только к армиям, набранным из
благородного, феодального сословия; но в позднее Средневековье появляется очень много
авантюристов, малочувствительных к рыцарским призывам: это наемники «Больших
компаний» и «шкуродеры» во Франции, отряды кондотьеров в Италии, ландскнехты в
Германии, албанские стратиоты времен Итальянских войн; они были самыми известными, не только свободно проявляли все свои дикие, садистские инстинкты, но и содействовали
изменению общей атмосферы войны, хотя она и велась в основном традиционно
военными слоями общества.
3. В противоположность аристократической войне, легко превращавшейся в большой
полусерьезный полуразвлекательный турнир или серию авантюр и «военных
приключений», которые были желанны и ценны сами по себе, война коммун, война
народная предлагала поведение несомненно более жестокое: фламандские коммуны
систематически уничтожали побежденных, не признавая практику выкупов, поскольку
считали ее приманкой или проявлением низости. Когда рыцарская знать вступала в
сражения с коммунами, то она неизбежно действовала таким же образом: в ответ на
избиение французских рыцарей в сражении при Куртре были избиты фламандские
ремесленники при Касселе и Розбеке. К этому способу ведения войны, лишенному всякой
куртуазности, можно добавить военные обычаи ирландцев и швейцарцев: «Военный
устав» Люцерна 1449 г. предписывал не брать никого в плен, а убивать; устав Цюриха
1444 г. счел необходимым запретить воинам вырывать сердце из тела мертвого
противника и разрезать трупы; по свидетельству Фруассара, ирландцы «признают
человека мертвым лишь после того, как разрежут ему глотку, как барану, вскроют живот, вырвут и унесут сердце, а по словам тех, кто хорошо знает их натуру, они его съедают, совершая большое преступление, выкуп же ни за кого не принимают»[751].
Если в конце Средневековья отношения между государствами выиграли с
формальной стороны, по части вызовов и объявлений войны[752], перемирий[753], охранных
грамот[754], мирных переговоров и договоров, и если растущие требования к дисциплине
иногда помогали командующим лучше контролировать действия своих людей, то
распространение наемничества, возросшая роль пехоты народного происхождения и
обострение политических амбиций, напротив, часто влекли за собой рост насилия и
жестокости во время военных операций, а требования государственного интереса
увеличивали количество поводов для конфликтов.
5. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ПАЦИФИЗМ И ЕГО ПРЕДЕЛЫ
Учение Ветхого Завета, ограничительное толкование пацифистских стихов Нового
Завета, унаследованная от римского права идея о том, что всегда дозволено
сопротивляться силе силой и что «защита предусмотрена естественным правом, поскольку
