общества давала людям Церкви возможность пользоваться более понятными их читателям
и слушателям образами; важнее то, что сама духовная жизнь на протяжении долгого
времени была глубоко проникнута сознанием непрерывной, беспощадной борьбы
небесного воинства с дьявольскими легионами. Таков был дух Клюни. «Если призвание
клюнийцев и отличалось от рыцарского, оно все же было героическим, но речь шла о
борьбе с дьяволом»[780]. Литургическую службу этого ордена можно было представить как
ритуальное сражение с силами зла. Еще в XII в. Жюльен де Везеле писал в упомянутой
выше проповеди: «Мы вовлечены в страшную войну. Рыцари Христовы, беритесь за
оружие <...>. Будьте мужественны, рыцари Христовы <...>. Враг – у наших ворот, нельзя
терять ни мгновения, нужно немедля вступать в рукопашный бой. Наши враги
многочисленны, и они осыпают нас пылающими стрелами со всех сторон. Если они
поймут, что мы плохо подготовлены и беззащитны, они, вытащив мечи, еще смелее будут
потрясать оружием и еще неистовее будут осаждать нас. Это такой враг, с которым мы не
можем заключить ни самого краткого перемирия, ни мирного договора»[781].
В то время, когда рыцарство избавлялось от старой идеи, еще живой при Ионе
Орлеанском и Хинкмаре Реймском, согласно которой солдат не может жить в
соответствии с нравственным законом[782], стал быстро развиваться культ святых воинов
(хронологию и географию этого культа еще предстоит уточнить) – патронов рыцарства, таких как святые Маврикий, Георгий и Михаил, покровителей воинских братств и
военных специалистов, как св. Себастьян у лучников и св. Варвара у канониров. В легенде
о св. Георгии его битва с драконом с оружием в руках оттеснила отказ служить
императору-язычнику. В иконографии изображение св. Михаила в рыцарском доспехе
затмило его изображения в обычном одеянии. Были причислены к лику святых или
блаженных такие государи-воины, как Карл Блуаский (XIV в.) и Людовик IX (XIII в.), биографию последнего Жуанвиль преднамеренно составил в виде диптиха. «В первой
части говорится, как он управлял по заветам Бога и Церкви на пользу своего королевства.
Во второй части речь идет о его рыцарских деяниях и военных подвигах»[783]. Если в
каролингскую эпоху архиепископ Лионский Агобард предписывал убирать из церквей
любые изображения, связанные с войной (значит, они уже были)[784], то позднее витражи, фрески, скульптуры, капители как романского, так и готического стиля воспроизводили
значительное количество военных образов: сражающихся воинов, рыцарей со знаменами, мечами, копьями и т. д. Знаменитая скульптура Реймского собора изображает
вооруженного рыцаря в кольчужном головном уборе и со скрещенными руками, принимающего благословение священника. И наоборот, в армиях того времени было
множество религиозных символов. На оружии, например, делали благочестивые надписи: так называемый меч св. Маврикия, сохранившийся в императорской сокровищнице в
Вене, с надписью: «Человек Божий. Во имя Господа. Христос побеждает. Христос
царствует. Христос повелевает». Украшенные религиозными образами и надписями знамя
и вымпел Жанны д'Арк были далеко не единственными в своем роде. Такие же были
почти во всех войсках того времени – в бургундских, английских, лотарингских и т. д.
Некоторые знамена: знамя св. Иакова в Компостеле, св. Ламберта в Льеже и орифламма
св. Дионисия[785] – были священными и чудотворными. Примечательно, что появившиеся, несомненно, во время первого крестового похода матерчатые кресты разной формы и
цвета позднее, с XIV в., стали использоваться как опознавательные знаки английскими, французскими, бретонскими, бургундскими, лотарингскими воинами[786]. Значит, как
религиозные символы стали военными, так одновременно и военные – религиозными.
Полевому сражению обычно предшествовало совершение религиозных обрядов, и,
предвидя смерть, люди исповедовались, причащались, слушали мессу и крестились.
Типичной и классической была прелюдия к ожидаемому сражению в 1339 г. близ
Бюиронфосса между англичанами и французами. «Когда наступила пятница, то утром оба
войска приготовились к бою и прослушали мессу – каждый сеньор со своими людьми и на
своей квартире. Некоторые исповедались и причастились, приуготовляясь к смерти, если
она настигнет их»[787]. Говоря о часто упоминаемом в героическом эпосе ритуале, трувер
Кювелье так описал поведение соратников дю Геклена накануне битвы под Пон-
