Потом он понял: он упал на крышу кабины лифта, находившейся этажом ниже. Ему опять повезло.
Атон осторожно поднялся на ноги. Со всех сторон его окружали остроконечные выступы, жесткие детали кабины, но странным образом отделался он всего-навсего царапиной на плече.
Атон поднял голову. Открытое отверстие в шахту виднелось наверху смутным прямоугольником.
Он прислушался. Ни звука. Полная тишина окружала его. При аварийной ситуации в больнице никак не могло царить спокойствие. Но до его слуха не доносились ни крики, ни прочие сигналы тревоги. Здание будто полностью вымерло.
В голову Атону пришла мысль залезть наверх по стальному канату, на котором была подвешена кабина лифта, но эту идею пришлось тут же отмести: до циркового акробата ему было далеко. И даже если бы удалось это осуществить, то мало толку было от беспомощного висения на тросе посреди шахты. Ощупав стены в надежде найти какую-то опору, он обнаружил вокруг лишь шершавую цементную поверхность. К тому же перспектива вскарабкаться наверх, чтобы лицом к лицу столкнуться там с Птахом, казалась малопривлекательной. Так что Атон решил поначалу исследовать крышу кабины.
Пальцы почти сразу нащупали именно то, что он искал: заржавевшую металлическую крышку. С четвертой или с пятой попытки Атону с огромным трудом удалось ее открыть, несмотря на то, что не прикасались к заржавевшей крышке наверняка в течение многих лет. Осторожно он начал пролезать в образовавшееся отверстие, все еще не решаясь спрыгнуть вниз. Тоненький внутренний голосок нашептывал ему, что под ногами у него может оказаться вовсе не пол кабины, а теперь уже на самом деле бездонная пропасть.
И все же сердце его екнуло, когда он окончательно разжал пальцы, сжимавшие крышку люка. Несколько секунд, которые длилось падение, показались целым часом.
Разумеется, внизу оказался пол кабины, и Атону опять повезло: и на этом этаже двери в шахту остались открытыми, так что из кабины можно было попасть в коридор. Скорее всего из-за аварии систему управления лифтом замкнуло так, что все двери в шахту автоматически открылись вместо того, чтобы, наоборот, закрыться.
Коридор, в который он попал, не был таким темным, как наверху. Через многочисленные распахнутые настежь двери сюда проникал серебристый лунный свет, так что Атон, глаза которого уже привыкли к темноте, мог кое-что различать вокруг. На этом этаже клиники не было, кроме него, никого. Коридор был покинут людьми, и, очевидно, много лет назад. Большинство дверей были открыты, а некоторые вообще отсутствовали или же болтались, перекосившись, на единственной петле. На потолке вместо ламп зияли пустые отверстия, из которых торчали концы обрезанных проводов; штукатурка на стенах потрескалась и облупилась, а местами покрылась пятнами от сырости.
Повсюду валялись кучи мусора. Только теперь Атон обратил внимание, что здесь отсутствовал типичный запах больницы, а пахло пылью и сыростью. Ветер врывался сюда с улицы через окно, стекло в котором было выбито, видимо, уже давно.
Атон ничего не понимал. Не могло же быть, что целый этаж больницы оказался заброшенным, а в остальном здании продолжалась обычная жизнь! Он подошел к окну и выглянул на улицу.
Зловещая картина предстала его глазам. Тремя этажами ниже простирался одичавший, заросший сорным кустарником сад. Повсюду громоздились горы мусора и осколков стекла, а когда Атон пригляделся внимательнее, то увидел, что почти все стекла в окнах больницы выбиты. Свет нигде не горел. Не наблюдалось никаких признаков жизни.
Атон отвернулся от окна. В конце концов, у него были другие заботы. Хотя Птаха и Зуфи все еще не было ни видно и ни слышно, Атон не сомневался, что они уже ищут его. Так что, выйдя из комнаты, он пошел по коридору дальше.
Все помещения, мимо которых он проходил, пустовали; лишь мусор грудами валялся на полу. Он натыкался то на заржавевшую железную кровать, то на опрокинутый ночной столик, то на перекосившийся шкаф. Одна из комнат была завалена пачками бумаг и старых газет. Атон мимоходом просмотрел несколько журналов. Большинство из них оказалось старше, чем он, а самый свежий был аж двенадцатилетней давности. Едва не задохнувшись от резкого запаха полуистлевшей бумаги, Атон поспешно вышел из комнаты. В конце концов он обнаружил то, что искал,- лестницу, по разбитым бетонным ступеням которой можно было спуститься вниз.
Окон здесь не было, так что Атону пришлось вслепую пробираться в темноте; несколько раз он обо что-то спотыкался. Вскоре лестница закончилась, и перед ним снова образовался просвет.
В холле приемного отделения царил хаос. На полу валялись стеклянные осколки, а ветром сюда нанесло целые горы песка и сломанных веток. Деревянная обивка стен местами истлела, и здесь стоял отвратительный запах. Атон вообще ничего больше не понимал. Когда Птах нес его сюда, он был в полубессознательном состоянии, но не обратить внимания на такую разруху Атон не мог.
Как назло, в этот момент до его ушей донесся голос египтянина. Должно быть, в здании имелась другая лестница, потому что Птах ворвался в холл через противоположную дверь. Атон поспешно шагнул обратно, в тень лестничной клетки.
- Атон! - орал Птах во все горло.- Я знаю, что ты меня слышишь! Пожалуйста, поверь мне, все совсем не так, как ты думаешь! Я все тебе объясню!
«Да,- с иронией подумал Атон.- Так оно и будет. Объяснишь ты мне все, как же! С гарантией, что я поверю каждому слову - без разницы, какую бессмыслицу ты выдашь мне на сей раз».
Он шагнул еще глубже в тень. Птах продолжал голосить на всю больницу. С колотящимся сердцем Атон дождался, пока египтянин покинет холл, и бегом рванулся к выходу. Стекло под ногами зазвенело так громко, что Атон испугался: ведь Птах сейчас его услышит! Однако он умудрился беспрепятственно добраться до двери и через секунду оказался на улице. Одним прыжком Атон очутился в густых зарослях кустарника.
Сучья и ветки нещадно царапали его лицо, но мальчик все дальше углублялся в чащу, избегая открытого пространства. Правда, сообразив, что так он, быть может, увиден и не будет, но услышан - уж наверняка (шум он производил не меньший, чем слон в посудной лавке), Атон остановился. Тяжело дыша, он опустился на корточки возле покрытого инеем узловатого кустика, пережидая, пока дыхание слегка успокоится. Затем он оглянулся.
Ни Птаха, ни Зуфи видно пока не было. Очевидно, никто из них не заметил, что Атону удалось покинуть дом, и они продолжали искать его внутри. Мысль о том, как коварно он был обманут Птахом, наполняла Атона праведным гневом. Он едва не развернулся и не направился обратно в порыве разыскать египтянина и потребовать у него объяснений. Однако делать этого он, разумеется, не стал. Мальчик понимал, что, хотя опасность уменьшилась, окончательно он ее не миновал.
Несколько секунд Атон разглядывал темневшие перед ним руины больницы, а затем развернулся и принялся осторожно пробираться сквозь густые заросли к шоссе.
Глава Четырнадцатая
ГОНКИ НА КОЛЕСНИЦАХ
Почти без потерь Атон добрался до шоссе (если не считать многочисленных царапин на лице и руках). Он порядком устал и замерз. Еще час назад он бы сам удивился этому, но теперь с сожалением вспоминал о кафтане Зуфи. Холод и сырость этой ночи напомнили, что до Рождества оставалось всего-навсего два дня.
Местность вокруг была пустынной. Позади в обе стороны, насколько хватало взгляда, простиралось огромное здание больницы, а на противоположной стороне шоссе начинался обнесенный двухметровой оградой парк. Первой мыслью Атона было перелезть через забор и, спрятавшись там в темноте между деревьями, дождаться дня. Но идею пришлось тут же отбросить. Темнота не могла защитить мальчика от мрачных сил, наоборот, она служила им союзником. И к тому же холод стоял такой, что до утра можно было попросту замерзнуть. Он должен поскорее покинуть это место и ни на минуту не останавливаться, постоянно находиться в движении.
Атон в последний раз оглянулся - погони не было - и зашагал вперед.
