Они повернули к остановке, и хор обращенных к ним взглядов исчез.
— Мне кажется, и тебе он симпатичен?
— Может быть. Пойдем пешком?
А Семь и Восемь уже в машине и, как и положено, на заднем сидении. Абызн, вырулив на трассу и выдержав вежливую паузу, все же не вспомнил о бесконечности и решил прервать сеанс молчаливого ковыряния в носу чужой судьбы.
— Ну что, неужели проехали?
— Проехали, не надрывайся, — сразу же согласился Примат, не желая говорить на обозначенную в вопросе тему. — Я на повороте выйду.
— Главное — не где выйти, а зачем, — поймал направление мысли друга Абызн. — Так где вы на 'сникерсы' купились?
Мальчишки вежливо хихикнули.
— Не заводись.
— А кто заводится? Но послушай: мне жена однажды сказала, так, между делом, в случайном разговоре, что мол, ей всегда во мне нравилось, так это моя авантюрность. Сказала и забыла, а я запомнил, и даже где-то горжусь ее словами. Про себя, понимаешь?
— Правильно сказала, молодец. Иногда и обезьяннши говорят то, что думают, — улыбнулся Примат. — Наболело, видимо? Останови, приехали.
— Останавливаю. Ты только не волнуйся.
— А кто волнуется?
— Я, за ремень безопасности.
Шипанзун издали увидела Примата — вокруг киоска снуют обезьянны, а он выделяется ожиданием, сурово возвышаясь над всеми и решительно блестя узким серебром упаковочного пакета. А заметив, не удивилась и даже обрадовалась тому, что Безьянна ушла и не видит подтверждения своей теории. 'Большой' ее не видит — она подошла с другой стороны, и совершенно не задумываясь о тайном родстве пружины и весны, остановилась в двух шагах от высокой и явно неспокойной фигуры с длинной розой в шуршащей обертке — похоже, что наперевес.
А роза предназначена для нее, как месяц назад шоколадки для детей. Все очень просто и, главное, рядом. Наверное, почувствовав ее взгляд, вздрогнула движением широкая спина — и обезьянн обернулся. Теперь дрогнули глаза и в них качнулись степи, а в покачнувшихся степях попадали с лохматых лошадей лихие степняки. Сон, хоть и давнишний, в руку.
Хрустнула цветочная упаковка, ясно что нервно, а ей снова вспомнились 'сникерсы' — он растерян, это видно. Но видно и то, что растерянность хорошо поглощается черным цветом глаз, и Шимпанзун отметила про себя, что ей интересно смотреть на это поглощение. Но пауза слишком затянулась — наверное, потому, что он военный и спортивный? Хотя пауза сама по себе тоже интересна, но похоже, что первое слово за ней — иначе он начнет покашливать.
— Здравствуйте, — поздоровалась она, зная, что звучит это немного насмешливо, но обязательно приветливо.
— Здравствуйте, — прозвучали в ответ четкие, но все же медленные звуки.
Опять пауза! Ах да, он же военный и спортивный, а это значит, что пауз должно быть не меньше двух, ну а если одна, то вдвое длиннее.
— Первый шаг, он трудный самый? — решила разрядить обстановку Шимпанзун, понимая, что фраза ее больше похожа на команду 'Апорт!'.
— Да… это вам, — к Примату вернулось сбежавшее на несколько секунд способность к действиям, правда, еще слабо осмысленным. Но он догадался протянуть ей цветок, который придирчиво выбирал вот только что, в ларьке. — Безусловно, есть волнение.
— Это очень заметно, спасибо.
Кажется, они стали помехой движению и отвлекают обезьянн от покупки газет и сигарет? Квазимодо из степной Пельмении решил похитить обезьяннку-сиротку — вероятно, так думают они? Хотя он не такой уж и Квазимодо, это она слишком, и не так огромен, как кажется со стороны — она достает ему до плеча, но интересно — найдется ли в толпе смельчак, готовый броситься на защиту сиротки и вступить в бой со спортивным монстром? Вряд ли, да и она не сирота, но обратила внимание на пару брошенных любопытных взглядов. А у претендента, похоже, с мыслями снова 'брэк' — кажется, есть такой термин. Она слышала это слово в спорткомплексе, когда, и в этом стоит признаться, тайно наблюдала за поединком сейчас застывшего в смущении обезьянна.
— Наверное, я выгляжу смешным? — кажется, догадался о ее мыслях Примат.
— Есть немного, — согласилась она. — Но часто бывает, что последним смеется… кто?
А сама подумала: 'Не перестараться бы с границами независимости'!
— Так я вас провожу?
— Угу, — и снова мысль: 'Ну наконец-то!'. — Правда, идти всего ничего. Вон мой дом, — кивнула она.
— Хорошо, что так поучилось, что вы ко мне подкрались, — не меньше, чем через десять шагов, 'из невногу в невпопад' подал голос Примат, а она снова вспомнила слово 'апорт', — если бы произошло наоборот, вы бы, наверное, от страха умерли.
— Нет, один раз я уже вздрогнула, — приободрила Шимпанзун влюбленного в нее и от этого отчаяно тупящего обезьянна за попытку тяжеловесной шутки, — сейчас это уже не так неожиданно.
— Я помню, тогда, в дверях, — заулыбался Примат. — Честно признаться, я тоже тогда вздрогнул, слегка.
— Неужели я так плохо выглядела?
— Вы мне нравитесь, — на двадцатом шаге заявил Примат. Они уже почти подошли к подъезду.
— Ого! Я вижу, шок уже прошел?
— Почти, но это действительно так.
— Послушайте, — Шимпанзун остановилась на своем двадцать пятом шаге, — мы с вами разговариваем в первый раз, а уже такие признания. Это даже не интересно. Вы всегда такой решительный? Со всеми?
— Не всегда и уж точно не со всеми. Но бывает, достаточно одного взгляда, взаимного, я имею в виду, и все становится понятно.
— Вы меня пугаете.
— Почти понятно, — поправился Примат, пугая прежде всего сам себя, — иначе, зачем же вздрагивать?
— А бывает — взаимно опасно. Так бывает?
— Бывает. Еще бывает, что некуда бежать.
— Значит, и я вас предупредила, — вышла из двадцать пятого шага Шимпанзун. — А вообще-то завидую я вашей понятливости — мне бы так научиться. Понимать, я имею в виду.
Обезьянн кивнул, видимо, не очень понимая смысл произнесенных ею слов.
Вдруг, неизвестно откуда, вероятно с площади, прилетел и крутанулся быстрый ветерок, и дернув Шимпанзун за волосы, бросил к ее ногам из прошлого года осенний лист. Рябиновый, сухой, подвижный, и почему-то неразвалившийся.
— Смотрите, осенний лист! — удивилась Шимпанзун, и из ее голоса исчезли все издевки и команды. — Откуда он взялся?
— Наверное, ветром принесло, — в свою очередь позабыв о своих глубоких мыслях, озвучил очевидное Примат. — Всю зиму где-то отлеживался, а вот теперь решил полетать.
— В берлоге у медведя?
— У белого.
11. Зеркальный телескоп.
