представителей в Нью-Йорк в ООН и дали им исчерпывающие инструкции, с тем чтобы быстрее договориться. Если Вы тоже выделите своих людей и дадите им соответствующие инструкции, тогда этот вопрос можно будет быстро решить.
Почему я хотел бы этого? Потому что весь мир сейчас волнуется и ждет от нас разумных действий. Самой большой радостью для всех народов было бы объявление о нашем соглашении, о ликвидации в корне возникшего конфликта. Я придаю этому соглашению большое значение, поскольку оно могло бы послужить хорошим началом и, в частности, облегчить достижение соглашения о запрещении испытаний ядерного оружия.
Вопрос об испытаниях можно было бы решить параллельно, не связывая одно с другим, потому что это разные вопросы. Но важно договориться по обоим вопросам, с тем чтобы сделать людям хороший подарок, обрадовать их вестью также и о том, что достигнуто соглашение о прекращении испытаний ядерного оружия и, таким образом, больше не будет заражаться атмосфера. А наши и Ваши позиции в этом вопросе очень близки.
Все это, возможно, послужило бы хорошим толчком к отысканию взаимоприемлемых соглашений и по другим спорным вопросам, по которым у нас с Вами идет обмен мнениями. Эти вопросы пока не решены, но они ждут своего неотложного решения, которое расчистило бы международную атмосферу. Мы готовы к этому.
Вот мои предложения, господин Президент.
С уважением к Вам
Если вчера подобное письмо, возможно, было бы воспринято с энтузиазмом, то сегодня оно вызвало разочарование и недоумение.
Второе послание на одну и ту же тему, с теми же, но более жесткими предложениями повергло Исполком в замешательство. Они и раньше так и не смогли отыскать согласованный ответ, а сейчас добавились турецкие ракеты. К тому же никто из присутствующих, кроме президента, не знал о вчерашней встрече Роберта Кеннеди с советским послом. Братья понимали, что в изменении позиции отца решающую роль, видимо, сыграл вчерашний звонок Роберта из здания Советского посольства в Белый дом. Но они не предполагали, что отец вот так бухнет во все колокола. Одно дело — конфиденциальная переписка, тут можно себе позволить откровенность, назвать вещи своими именами, и совсем другое — обращение ко всему свету. Теперь в игру вступало общественное мнение, пресса, невозможно было сбросить со счетов и ответ из штаб-квартиры НАТО, телеграмму из Турции.
К тому же после публичного требования со стороны Советского Союза согласие президента многие расценили бы как проявление слабости, как капитуляцию, а это не могло не повлиять на исход выборов.
Джон Кеннеди не захотел упоминать в Исполкоме о своих вчерашних контактах с советским послом. Он предпочел выждать, послушать других, а уж затем принять решение. Сегодня он начинал как бы с чистого листа.
Отец совершил ошибку. Но в Кремле, привыкшем к послушной домашней прессе, дающей лишь те оценки событиям, которые уже сформулированы здесь или на Старой площади, поддерживающей то, что надо поддерживать, просто не могли представить себе иной мир, где президент не волен без оглядки принимать решения, не может не учитывать колеблющихся симпатий избирателей. Наша страна только вступала на путь демократии.
Отец поторопился, и теперь игра перешла в новую фазу. Тайные переговоры двух правительств становились достоянием всех, секретные послания превращались в развороты на газетных полосах.
И дело теперь не сводилось к реальной военной значимости турецких ракет, их весу в общем балансе стратегических сил. Начинали действовать правила политической игры.
Кеннеди не дорожил «Юпитерами», стоявшими в Турции. «Минитмены», первые девять штук которых заступали на дежурство с 30 октября, и «Поларисы» решали практически все задачи поражения целей на территории Советского Союза. Однако убирать «Юпитеры» из Европы под нажимом Кеннеди не хотел. Он считал это унижением достоинства великой державы.
В последних письмах, как и в предыдущих документах, мы продолжали как бы стыдиться короткого слова «ракета», вместо него употреблялась витиеватая фраза: «Оружие, которое вы считаете наступательным». Это не было ни капризом, ни ошибкой — тем самым отец подчеркивал, ракеты на Кубе служат исключительно оборонительным целям. Однако подобное словоблудие мало-помалу загоняло его в угол. Стремление не называть вещи своими именами, привычка к двусмысленным выражениям в данном случае развязывала руки американцам. Мы сами перестали понимать, что еще обсуждается кроме ракет. Наши противники могли в любой момент отнести к разряду наступательного любое вооружение, поставленное на Кубу.
Если Кеннеди понимал причины, побудившие отца отправить новое письмо, то остальные члены Исполкома недоумевали: что за эти часы произошло в Кремле? Кто-то обратил внимание на разницу стиля первого и второго посланий. Тут же оформилась точка зрения: последнее письмо написано не отцом; обороты речи, построение фраз, сам дух — все отдавало казенщиной. По крайней мере, такое заключение сделали в Белом доме. Домыслов возникло не счесть: наиболее прямолинейно мыслящие отстаивали версию о расколе в советском руководстве, победе жесткой линии, вызвавшей появление еще одного письма, дезавуирующего предыдущее.
Исполком растерялся. Собравшиеся не знали, что предпринять, как отвечать. Одно было ясно, тянуть невозможно, необходимо найти выход немедленно. Ни о каких двух-трех неделях, упоминаемых в письме, в Белом доме не хотели и слышать. Столько времени для решения кубинской проблемы президенту просто не отводилось.
Появилась новая болевая точка — Турция. Высадка на Кубе, следовало из духа письма, автоматически означала нападение на Турцию со стороны Советского Союза и его союзников. А это неизбежно вело к войне в Европе.
На самом деле отец не намеревался ни при каких условиях открывать военные действия против Турции. Единственная война, которую отец был готов вести, это была война нервов.
В самый разгар обсуждения Макнамару позвали к телефону. Из штаба стратегического авиационного командования докладывали, что поднявшийся с аэродрома на Аляске У-2 заблудился и с десяти часов пятнадцати минут находится над советской территорией на Чукотке.
Вот как развивались события. Поняв, что он заблудился, пилот запросил о помощи, его навигационная система практически вышла из строя. На выручку полетела пара истребителей Ф-102. Теперь над территорией Советского Союза летало уже три нарушителя. Американские радары засекли взлет советских истребителей, они шли на перехват. Все решали секунды: или Ф-102 успеют вывести тихоходный разведчик за пределы советской территории, или придется садиться на советский аэродром. Такое решение не сулило особых неприятностей, всякий может заблудиться. Если бы не скандальная слава У-2… К тому же всеми инструкциями ему, с его сверхсекретной начинкой, попадаться в чужие руки, садиться на чужие аэродромы категорически запрещалось. Значит, воздушный бой! На грех дежурившие в тот день Ф-102 несли под своими крыльями ракеты «воздух — воздух» с ядерными зарядами. Какое решение примет пилот в горячке схватки?
К счастью, беда прошла стороной — советские перехватчики замешкались. Ф-102 и У-2 в последний момент пересекли линию границы. Американские пилоты видели, как истребители резко развернулись и с переворотом ушли назад, к Чукотке. Часы в этот момент показывали 11 часов утра.
То, что все закончилось благополучно, в Москве и Вашингтоне осознали лишь позже. В то мгновение, как свидетельствуют очевидцы, Макнамара побледнел, и, обращаясь к президенту, истерически выкрикнул: «Это война с Советским Союзом». Кеннеди сохранил выдержку, он только хмыкнул и произнес свою ставшую широко известной фразу: «Всегда найдется сукин сын, способный испортить все дело».
К счастью, пронесло. Но ненадолго. Примерно через час пришло новое, теперь уже воистину трагическое известие: над Кубой сбит У-2, его пилот майор Рудольф Андерсон погиб. Сообщение повергло участников совещания в шок. У многих мелькнула мысль: «Началось?!»
