Западноевропейская поэзия XX века

я возвращаюсь. Улицы мрачней
одна другой. Свет редких фонарей
в непросыхающих желтеет лужах.

Здесь, где, стаканчик пропустив, домой
идут одни, другие — в лупанары,
здесь, где равно и люди и товары —
отбросы порта,
вновь неизбывность бедности людской
передо мной.
Здесь морячок с красоткою гулящей,
и старец, все на свете поносящий,
и за окном закусочной драгун,
в казарме стосковавшийся по воле,
и пленница безумного томленья,
чье сердце на приколе, —
все это вечной жизни порожденья
и боли.
Немало совпадений в нашей доле.

В их обществе тем чище мысль моя,
чем улочка грязнее,
в которую сворачиваю я.

ТРИ УЛИЦЫ Перевод Л. Заболоцкого

Ладзаретто Веккио в Триесте —
улица печалей и обид.
Все дома в убогом этом месте
сходны с богадельнями на вид.
Скучно здесь: ни шума, ни веселья,
только море плещет вдалеке.
Загрустив, как в зеркале, досель я
отражаюсь в этом уголке.
Магазины, вечно пустоваты,
здесь лекарством пахнут и смолой.
Продают здесь сети и канаты
для судов. Над лавкою одной
виден флаг. Он — вывески замена.
За окном, куда не бросит взгляд
ни один прохожий, неизменно
за шитьем работницы сидят.
Словно отбывая наказанье,
узницы страданий и мытарств,
шьют они здесь ради пропитанья
расписные флаги государств.

Только встанет день на горизонте,
сколько в нем я скорби узнаю!
Есть в Триесте улица дель Монте
с синагогой на одном краю
и с высоким монастырским зданьем
на другом. Меж ними лишь дома
да часовня. Если же мы взглянем, —
обернувшись с этого холма,
мы увидим черный блеск природы,
море с пароходами, и мыс, и навесы рынка,
и проходы, и народ, снующий вверх и вниз.

Есть в начале этого подъема
кладбище старинное, и мне
с детских лет то кладбище знакомо.
Никого уж в этой стороне
больше не хоронят. Катафалки
здесь не появляются с тех пор,
как себя я помню. Бедный, жалкий
уголок у края этих гор!
После всех печалей и страданий,
и лицом и духом двойники,
здесь лежат в покое и молчанье
и мои родные старики.

Как не чтить за памятники эти
улицу дель Монте! Но взгляни,
как взывает улица Россетти
о любви и счастье в эти дни!
Тихая зеленая окраина,
превращаясь в город с каждым днем,
до сих пор она необычайна
в украшенье лиственном своем.
До сих пор в ней есть очарованье
стародавних загородных вилл…
И любой, кто осенью с гулянья
на нее случайно заходил
в поздний час, когда все окна настежь,
а на подоконнике с шитьем
непременно девушку застанешь, —