Тяжелый дым не расстается с крышей,бьет филин в желтых купах сада крыльями.Миг, перечеркивающий долгие усилья,то скажется в порыве ветра, то в тишине нависшей.Разрыв, угроза рокового крена…Строитель — перед крахом неизбежным.Сейчас не страшно разве лодочкам из крема.Швартуй свой флот в кустарнике прибрежном.
ДОРА МАРКУС
IЭто было недалеко от моста,ведущего к порту Корсини, там, где редкиегребцы, почти неподвижные, перебираютвеслами. Ты мысленно видела другие местаи указывала рукой на другой,невидимый берег — твою настоящую родину.Потом мы проплыли каналом до городскойверфи, лоснившейся от копоти, —туда, где на глубоководье тонулаленивая, с короткой памятью весна.И здесь, где древняя жизньс игрою красок ееисходит тоской по Востоку,твои слова переливались, как чешуяумирающей краснобородки.Твоя тревога напоминает мне полетптиц, разбивающихся о вышкимаяков вечерами в бурю.Твоя нежность — та же буря, она бушует,хоть и знать о себе не дает,да и реже случаются ее передышки.Не понимаю, где силы ты берешь,притом, что озеро сердца твоегозыбь равнодушия покрыла. Быть может,все — амулет, который ты хранишьс пуховкой рядом и губной помадой:мышонок белый из слоновой кости.Так и живешь!IIТеперь у себя в Каринтии,где мирты цветут над озерами,ты из окна глядишь,как пасется коза-трусиха,как над липами, между скатовкрыш, поднимается вечер,как ложатся на воду вспышкиверанд и пансионатов.Сумерки стуком мотороки криком гусей над водоюбудят воображенье.И белые стены рассказываютисторию светлых ошибокзеркалу, видевшему твоепрежнее отраженье,и зеркало впитывает ее,так что стереть — невозможно.Легенда твоя! Но вспомни-ка:полны легендою той жена больших золотых портретахвзгляды мужчин с надменнымии жалкими бакенбардами.И ее воскрешает вечер,едва заиграет гармоника,а вечереет все позже.Вот она. Вечнозеленыйлавр для приправ остается.Не меняется голос.Далеко до Равенны. Ядисточает жестокая вера.Что нужно ей? Неизменныголос, легенда ль, судьба…Но поздно. Чем дальше, тем позже.* * *
