Но человечек не унимался.
— Какая же ты европейская каналья, старик. Газеток начитался. Шутить со мной подло смеешь. Меру знать надо. И знать, с кем слово имеешь.
Только острый блеск стыл в узких глазах Патриарха.
— Грубишь мне, оборотень. Мое проклятие стойко. Опасайся Рока.
— Только почитая твои долгие года, не стану тебя более держать. Можешь ступать. Знай, выше вашей мудрости есть власть. Она подчиняется моменту и логике, ей нужной. Только самохваленые глупцы, возомнившие себя знатоками судеб, считают возможным рассчитывать и направлять силы народа на века вперед. Утописты. Всегда найдется артист, который слезно вытребует власть и далее разыграет так, как требовать будет его тщеславие, его клан, его супруга. Вот и вся история. А народ?.. — колоти свой рис. Не поднимай голову. Не суй свой нос в дела более удачливых, более энергичных.
— Это было.
— Чтобы ты знал? Народу нужно одно, а правительству — другое. Толочьте слова между собой, сколько хотите, но будет всегда так, как того желают власть имущие Европа, Америка — живой вам пример. А вам право голоса только в толпе, не более. Уясни хорошенько, если считаешь себя здравомыслящим.
— Но какие вы тогда?
— Не выводи меня из себя. Ступай, не медли. Жест Теневого указал на дверь. Он уже не смотрел на склонившегося старика. В его едких глазах металась тенями вспыльчивая злость. Он с трудом сдерживался.
Патриарх встал. Не отклонявшись, медленно покинул залу.
Когда дверь затворилась, человечек вскочил, подбежал к окну. На улице древний ересиарх ровно шел от здания. Удаляющийся звук посоха выбивал злобный писк из уст Теневого.
Он нажал кнопку. Явились двое: капитан Тян и полковник преклонных лет.
— Вы слыхали? — прямо с места взвизгнул человечек, — каков, a! Магнитофонную запись уничтожить. Так вызывающе со мной еще никто не разговаривал. Мерзавец да и только. Что вы скажете мне?
Капитан глупо пожал плечами. Полковник кашлянул в кулак, но говорить не стал.
— Вам что, сказать нечего? Так какого черта я держу при себе таких головотяпов. Столько народу погибло, а я не знаю, потеряли ли монахи хоть одного. Этот абсолютный результат мне не нравится. А из всех отщепенцев нации особенно опасен этот старик. Он должен пасть первым от руки любого из молодых патриотов. Я заплачу тысячу юаней каждому, кто будет участвовать, и десять тысяч — непосредственным исполнителям праведного возмездия.
Полковник еще раз хрипловато кашлянул и сдержанно заговорил:
— В имперских архивах столицы в двадцатые годы по эмиграции и зарубежным поездкам имеется запись, что Фу Цинь, настоятель тибетского монастыря, ездил поездом и ходил пешком в Советскую Россию. Наверняка там он набрался всяких анархистских идей.
— Вот так новость, — уставился человечек на полковника. — Кто бы мог подумать? Столько времени прошло. Чуть ли не прошлый век. И от него эта заразная гниль растекается по земле и душам смиренных крестьян. Он должен быть последним из китайцев, кто видел или слышал Ленина. Нечего анархистов растить на китайской земле. Теперь ясно, почему он такой несговорчивый оказался. Уничтожить, пока еще в городе. А то потом ищи-свищи, как того малого. Капитан, размеры вознаграждения увеличиваю вдвое, только чтобы дух старика перестал смрадить в Великом городе. Пусть шанхайские парни займутся им.
Полковник снова кашлянул в кулак:
— Надо принять во внимание, что раз Патриарх был в России, то и безрассудный Ван скитался с ним по далеким землям. За этим дело не станет, если где жарко. Вполне, что среди китайских красноармейцев был и он.
— И его туда же. Но сначала деда.
— Из России они прибыли не одни. С ними был ребенок. По всем приметам и предположениям сейчас это Коу Кусин — Карающий Глаз Истины. Субъект очень проницательного характера.
— Это уже слишком. Сколько русских засело в этом осином гнезде? Может и сами настоятели — руки Москвы? Начать, и сегодня же, уничтожение красной оппозиции с этого старика.
— Человек шесть хватит?
— Ты еще не понял, капитан? Гони народу, сколько можно. Этот дед увернется от любой палки. Массой его ловить нужно. Количеством. Смотри мне. Вижу, твоя голова не терпит надежности. Изолировать монастырь. Окружить нашими людьми и уничтожать всех, кто туда идет или оттуда. Живо.
* * *
Нерасчетливо посылать юнца на террористическую акцию против такого специалиста психологии рукопашного боя, каким являлся Патриарх.
Легкие сумерки.
Ему не составило труда не только понять по глазам и скованным движениям походки, что идущий ему навстречу — оппонент в коротком диалоге, но и как, каким образом тот готовится осуществить задуманное. Газетка в руках идущего слишком явно покачивалась свинцовой массой, а блуждающий взгляд скользил по Фу Циню оценивающе и нагло.
Наверное, если бы шел более опытный и скромный противник, Пат попытался бы быстрее исчезнуть с этой улицы. Но в бравирующем хулигане, наверное, удачно оказалась скрыта подоплека предстоящего.
Возможно, это и был один из рассчитанных тактических приемов врага. Трудно основательно предполагать, являясь лишь только случайным свидетелем со стороны.
Следуя неторопливости и выжидыдательности, предоставляя первый ход врагу, старейшина позволил тому сделать шаг за спину, но держал его в поле зрения. Поэтому молниеносно сверкнувшая в воздухе и с силой просвистевшая скрученная газетка с чем-то твердым внутри, описав внушительную дугу в воздухе, тупо шмякнулось об мостовую. Следом так же тяжело рухнуло тело неудачника.
Бросив быстрый взгляд вперед и назад, Фу Цннь живо засеменил к ближайшему переулку. Но, буквально через секунды, перед ним выросли две объемные фигуры. Оглянулся назад: беговой рысцой приблизились еще три тени.
Но глубоко наивны те, кто считал монаха глубоким стариком, не способным к защите. Старая истина — человек, обучающий искусству других, сам не менее искусен.
Первый из двух рванувшихся наткнулся на усеченный конец посоха. Противно ойкнув, он повалился на землю, свертываясь от боли в комок. Второй не стал дожидаться приближения тщедушной тени. Размахивая увесистой палкой перед собой, старался не подпустить к себе Патриарха. Но монах умело на уклонах сблизился с ним. Тот, не понимая в чем дело, почему его грозная палица не посылает в тело противника, нервно закричал. Тычок того же посоха острым концом в кисть заставил закричать его громче, расстаться с колом и отбежать в сторону.
Фу Цннь уже не был так скор на ногу. От следующих троих ему не убежать. И пока он не причинит им достаточно вреда, добровольно они его не оставят.
Обернулся.
В тусклом свечении темнеющего неба худое тело походило но ходячий скелет с накинутой на острые плечи схимой. Сухие ручонки, высунувшиеся из широких рукавов халата для защиты, скорее схожи с руками
