наклонился к перилам, припоминая обстоятельства, которые привели его к суду.
— Ребята из моего оркестра были в тот вечер слишком пьяными. Вместо того, чтобы вернуться в Мемфис, как планировалось, мы остановились в захолустном городишке. Помню, я проснулся, когда услышал шум в соседней комнате. Когда я вышел узнать, в чем дело, то увидел девочку, в совращении которой меня обвинили. Она могла одурачить кого угодно, чтобы заставить поверить в то, что она достаточно взрослая, но не меня. Я сразу понял, что она совсем ребенок. Во всяком случае, я сказал одному нашему музыканту, чтобы он отвел ее домой, но когда дошло дело до дачи свидетельских показаний, он ничего не помнил. Конечно, тогда он был пьян в стельку. Во избежание неприятностей надо было отвести девочку самому. Но у меня уже три дня была простуда и от лекарств я здорово ослаб. Я вернулся в постель, и не помню, как скоротал ночь.
— Я читала, что они нашли ее у тебя в постели.
Дикон утвердительно кивнул.
— На следующее утро я проснулся, а она лежала нагишом рядом со мной. А пара деревенских мужиков держали пушки у моей головы.
— Как же они там оказались?
— А черт их знает. Но они, тем не менее, там были и орали, что я погубил их сестру. Я, видите ли, должен жениться на ней или отправляться в суд. А я отвечал что-то вроде:
«Раньше рак свистнет».
Он помолчал и горько усмехнулся.
— Конечно, так не надо было говорить в тот момент. Они чуть не раскроили мне лицо.
— И что же произошло дальше?
— Когда они поняли, что я не собираюсь создавать для их сестрицы репутации порядочной женщины, они действительно доставили меня в суд. Эти так называемые двоюродные братья облили меня помоями. Вот и вся история.
— А тебе не казалось, что кто-то пытается свести с тобой счеты?
— Это, кстати, вполне очевидно.
— Поэтому ты подал жалобу? Улыбка исчезла:
— Они собирались надолго упрятать меня за решетку. Скажу тебе, Коуди, что тот городишко столь же подлый и поганый, как те два родственника. Все повязано. Мне стоило целого состояния выпутаться из этой истории.
— Не могу поверить, чтобы такое могло случиться в наше время… проговорила она. — Неужели ты не мог ничего сделать?
Он покачал головой:
— Я просто хотел забыть обо всем и сохранить себе жизнь. И в следующий раз, когда я поеду из Нэшвилла в Мемфис, то выберу путь через Пенсаколу во Флориде.
Они рассмеялись, а он потрепал свою шевелюру.
— Право, не знаю, почему я тебе все это рассказываю, но порой мне кажется, что я свихнусь, если не поговорю с нормальным человеком.
— Я благодарна тебе за доверие… — сказала она. — Скоро все уладится. Дикон немного помолчал.
— Меня здесь не хотят видеть. Я ошибся, что вернулся.
Коуди задумалась:
— Суд… Приговор… Разве можно людей винить… Никто же не знает правды…
При его удивленном взгляде она продолжала:
— Ты был слишком занят, чтобы участвовать в нашем фестивале голубой травы несколько лет назад. Город планировал большой прием для тебя. Ты не приехал, все были очень обижены…
— Я узнал о приглашении, когда все уже закончилось. Мои выступления планирует менеджер и он уже подписал контракт в Вегасе. Когда я узнал, то написал письмо с извинениями, но было поздно.
— Уверена, все забудется, — заверила Коуди. — Просто требуется время. Он вздохнул.
— А пока я встретился с мисс Алма Блек сегодня утром. Так что приступлю к работе, — проговорил он.
— Пройдет и это, Дикон, — заверила она. — Я обнаружила, что тяжелые времена только делают нас тверже и сильнее.
Она встала, перешла через крыльцо и уселась на перила.
— Ты все переживешь, и жизнь станет лучше. Поверь мне.
— Ты говоришь так, словно сама испытала подобное.
Она пожала плечами.
— Что ж, я прошла сквозь трудные времена. Несколько лет назад отец тяжело заболел. Лекарства съели все его сбережения. Кетти и я перебрались сюда, чтобы быть к нему поближе. Он настаивал, что умрет дома. А затем я потеряла мать, которая умерла от сердечного приступа. Я думала, что сойду с ума.
Она печально улыбнулась.
— Думаю, единственное, что меня спасло, так это сознание, что я должна вырастить Кетти. У нее ведь кроме меня никого нет.
— А как же ее отец?
Коуди не была готова к этому вопросу. Она ответила не сразу:
— Ну, я всегда была для нее… — быстро проговорила она. — Я не хочу зависеть от других… Что касается дочери, в том числе.
Он спокойно оглядел ее:
— Да ты всегда была упрямой, — произнес он наконец. — Очень сожалею, Коуди, что тебе пришлось такое пережить. Я начинаю понимать, что погрузился в свои проблемы, что перестал замечать проблемы других.
Дикон сочувствовал ей и подумал, что Коуди действительно досталось в этой жизни. Интересно, было ли у нее кому выговориться, кто просто выслушал бы ее, как сейчас она слушает его. С одной стороны, он ненавидел ее за прошлое, но с другой не мог спокойно смотреть на страдания хорошего человека. Он коснулся ладонью ее щеки.
— Мне хотелось бы быть с тобой рядом…
Помочь…
Она явно вздрогнула от его прикосновения и чуть не заплакала. Рука у него была большая, теплая и утешающая.
— Теперь все в порядке.
Дикон продолжал глазеть на нее, думая, что Коуди никогда не была такой хорошенькой или желанной.
— Коуди?
— Да?
— Не спрашивай почему, но мне хочется тебя поцеловать с того момента, как ты сняла свою дурацкую сетку.
Слишком оторопевшая, чтобы ответить, Коуди молчала. Сердце у нее стучало в груди, когда он шагнул ближе. Не отводя от нее взгляда, Дикон медленно нагнулся и стал гладить ее короткие волосы. Коуди почувствовала, как что-то встрепенулось внутри. Она ожидала от него чего угодно, только не этого.
Она закрыла глаза.
Его рот был теплым, с приятным запахом, а его сильные руки обвили ее. Коуди почувствовала проникновение его языка и жадно приняла его. Она никогда не забудет его вкус и ощущение его тела. Он соскользнул руками ей на талию и притянул ближе к себе. Он излучал мощь и силу. Теперь это уже был не мальчик восемнадцати лет, а зрелый мужчина, который казался непревзойденным в искусстве целоваться и ласкать. Коуди наслаждалась.
Но когда Дикон поднял голову, он не увидел счастья в ее глазах. Он сделал шаг назад.
— Извини, я увлекся, — проговорил он. — Боюсь, я отвык от женщин в последнее время.
Он тяжело вздохнул и прошел к входной двери.
