– Эй, хватит там! – прокричал кто-то выше этажом.
Ролфа лишь улыбнулась шире и запела еще громче.
– Тише! – провыл кто-то рядом.
Милена рывком распахнула окно.
– У нас тут с жизнью прощаются! – рявкнула она вместо оправдания. Для нее оно так, по сути, и было.
Когда композиция подошла к концу – неспешно, с умиротворяющей завершенностью, – Ролфа сопроводила финал плавным, округлым жестом. После чего они с Миленой торжественно переглянулись в наступившей тишине, освещаемой подрагивающим светом свечи.
И тут Ролфа с насмешливым видом, потрясающе реалистично воспроизвела звук бурных аплодисментов. А как известно, для артиста он не что иное, как глас самой справедливости.
Милена укутала ее покрывалом, нежно поцеловала, и Ролфа заснула, а за ночь болезнь прошла. Утром, когда Милена попыталась ее поцеловать, Ролфа повернулась к ней лицом. Милена подала ей кружку чая.
– Вот выпью, и сразу вырасту, – шутливо сказала Ролфа, – стану совсем как взрослая.
Среди дня она сказала:
– Похоже, мне уже полегчало, пора выбираться из постели, – и отбросила покрывало. Щеки, руки, плечи ее покрывала поросль щетины. Медлительно, все еще как сомнамбула, она взялась собирать свои пожитки – большущих размеров одежду, фартук, вилку для жарки.
Стоя у двери и не совсем еще твердо держась на ослабевших ногах, она смущенно сказала:
– Мне, пожалуй, надо б найти другое место для житья. Ведь мне его предоставят, да?
Милена опустилась на краешек кровати и, неловко отвернувшись, кивнула.
– Да, должны, – произнесла она. – Как устроишься где-нибудь, приходи обратно за книгами.
Сказать больше было нечего. Слышно было, как негромко и многозначительно щелкнул замок на двери.
МИЛЕНА ОСТАЛАСЬ СИДЕТЬ на кровати. Сидела не шевелясь. Она не думала о том, что убита горем, – просто сидела и не двигалась. Последние три месяца Ролфа была, пожалуй, единственной, о ком она думала, и без нее Милена, оказывается, просто не знала, чем заняться. Просто в голову не приходило.
Не хотелось ни есть, ни выходить на улицу. На улицу – куда, зачем? Обратно в актрисы? В актрисы ей не хотелось. В окно струился солнечный свет, в комнате стало даже жарковато. Милена сидела и молчала как каменная. «Вот так, видно, ощущала себя Ролфа, когда она целыми днями сидела одна в комнате, а я разгуливала по Лондону».
Когда Милена начала чувствовать запах своего тела, она сходила в душ и помылась. Угрюмо посмотрела на пучки щетины – вокруг сливной решетки, там, где брилась Ролфа. С каменным лицом она включила струю на полную мощность и смыла их, пропихнув ногой в решетку.
Придя обратно в комнату, она попробовала лечь и заснуть и тут обнаружила, как в постели что-то шевелится. Оказалось, это
Вот так обычно происходит, когда люди лишаются части себя – например, руки или ноги; мышата в каком-то подобии паники начинают спешно разыскивать то, что отсутствует. «Где Ролфа, где Ролфа?» – словно спрашивали они. В конце концов они устанут и утихомирятся.
Особенно активно мышата бегали по участку между матрасом и стеной. Пощупав рукой в этом месте, Милена обнаружила там Пятачка. Словно в облегчении, как будто кукла была живым существом, мышата сновали по ней и возле нее.
Эту куклу Милена почему-то всегда недолюбливала.
«Вот теперь и торчи здесь с этой дрянью», – подумала она и швырнула ее о плитку. Пятачок упал носом вниз на холодный пол, глазками словно следя за Миленой. Как бы говоря: «Не оставляй меня здесь».
В конце концов Милена его подобрала и, как живому существу, погладила неопрятные войлочные уши. Это была, пожалуй, единственная вещь, захваченная Ролфой из ее прежней жизни, и вот теперь она оказалась позабытой и брошенной.
«Ты все же не хотела уходить, Ролфа». Вот почему ты так много от себя здесь оставила: все эти книги, эти бумаги. Милена все поглаживала уши Пятачку. И неожиданно для себя расплакалась – впрочем, так же внезапно остановилась, рассердившись на себя.
«А, так ты плачешь? – спросила она себя мстительно. – Так ты ж сама все это устроила! Чтобы все сложилось именно так».
К своим притеснителям Милена гнева не чувствовала. Ведь Консенсус пошел на такую непростую, такую необычную для себя вещь – как с этим поспоришь? Именно она, Милена, спутала все карты. Если посмотреть со стороны, Консенсус поступил добропорядочно и справедливо.
Тирания – всегда своего рода извращение. С ней свыкаешься, и даже постепенно проникаешься к ней любовью. Всякое правительство подразумевает собой тиранию, в той или иной степени, причем чем безжалостнее она, тем сильнее ее любят. Трудно бывает лишь объективно оценить ту степень тирании, при которой живешь непосредственно ты сам.
К своей тирании Милена испытывала благоговейное доверие. Она полагала, что когда-нибудь ее непременно
Утром, и еще раз днем, заходил Почтальон Джекоб.
– Там готовится новая пьеса. Они хотят, чтобы вы в ней участвовали, – сообщил он. – Мне передать, что вам нездоровится?
– Да, Джекоб, передай, – сказала Милена апатично.
Прошел долгий день. Милена ничего не ела. Так и просидела всю ночь на кровати, спиной к стене, временами выползая из дремоты. На следующее утро в дверь раздался робкий, предупредительный стук: заглянула Сцилла, она принесла хлеб и сыр. Милена сказала ей, что не голодна. Отсутствие голода не было редкостью; Сцилла подумала, что Милена принимала солнечную ванну.
– Мы слышали новость насчет Ролфы, – поделилась она. – Ты, наверное, очень рада.
– Да, – ответила Милена, – рада. Очень.
– Слушай, – сказала Сцилла, усаживаясь возле нее на кровать. – Все, кто участвует в «Бесплодных усилиях» – короче, все мы, – хотят создать свою собственную небольшую актерскую труппу. Фактически, понимаешь, создать новый театр. Чтобы все в нем было по-нашему.
Сцилла, помедлив, лукаво улыбнулась.
– Так вот, мы хотим, чтобы ты оказывала нам помощь в руководстве.
Милена непонимающе на нее уставилась.
– Почему я?
– Почему? И ты это спрашиваешь после того, что учудила с Ролфой? Да это же просто фантастика! – Сцилла подождала реакции; не дождалась. – Все считают, что ты просто
Чувствуя исподволь глухую тоску Милены, она стремилась ее как-то растормошить, вызвать у нее улыбку.
«Вампирский жаргон:
– Вы все тоже отвал башки, – пробормотала Милена.
– Ну так что, я передаю, что с тобой все в ажуре?
– Угу, – кивнула Милена, глядя себе на руки. – Угу.
Сцилла подалась вперед, озадаченно нахмурясь: что-то здесь не так. Ощущалась какая-то потеря, хотя непонятно, какая именно. Что это: возвращение той старой, закомплексованной Милены? Еду Сцилла унесла.
Во второй половине дня, ближе к вечеру, в комнату без стука вошел Нюхач. Зловещая шляпа на голове
