лихо сидела набекрень.
– Эй, Хэзер, – окликнул он, – я вернулся.
Секунда-другая, и челюсть у него медленно отвисла.
– Хэзер… Хэзер? – спросил он с плохо скрытой оторопью.
Милена, взглянув на него, покачала головой.
«Нет, не Хэзер. Хэзер больше нет, она мертва. Это просто я».
Нюхач обессиленно опустился на краешек кровати.
– Она была всего лишь вирусом? – устало спросил он, прикрыв себе ладонью глаза. Лишь за защитным барьером руки он нашел в себе силы выдавить на губах язвительно горькую улыбку.
– Так ты
– Я была слишком напугана, – ответила Милена.
– А ведь, знаешь, я что-то такое уловил. Хотя обычно вирусы не создают такой цельный образ.
– Обычно они не являются Хэзер, – парировала Милена.
– Я перестал быть Нюхачом, – признался он, глядя на покрывало и явно пытаясь смириться с упущенным. Улыбка у него была направлена куда-то вовнутрь. – Вот что я хотел ей сказать.
«Нет у меня на все это ни времени, ни энергии, – подумала Милена. – Ты наверняка знаешь, что было у нас с Ролфой; бесспорно, знаешь, что от тебя тогда требовалось, и тем не менее ждешь от меня помощи.
– Вот почему мне нужна была Хэзер, – как бы завершил он ее мысль. – Она… когда была с тобой… она дала тебе какой-нибудь ответ? Говорила ли когда-нибудь с тобой начистоту?
Милена утомленно покачала головой. Нет. Она просто
Он встал и подошел к двери. Повернувшись, вгляделся в нее – в ее лицо, в ее разум.
«Для него я была Хэзер, – поняла Милена. – В его понимании у меня
– Я рад, что ты несчастлива, – сказал он откровенно.
«Я свое несчастье переживу. В отличие от тебя».
Предательски шевельнулась жалость. Та самая, что была для Хэзер исконным недругом. Милена явила ему лицо Хэзер – дрябловатую длинную физиономию в очках с каменной оправой. Она считала тебя за дурака, но, пожалуй, полюбить тебя все же могла: ей надо было кем-то помыкать.
Он начал было пристраивать поудобнее на голове свою зловещую шляпу, но отчего-то передумал.
– Я вообще-то глубже, чем ты думаешь, – сказал он ей.
– Правда? Ну так иди ныряй на эту самую глубину, – отозвалась Милена. Подобно тени он беззвучно выскользнул из комнаты и был таков.
Милена попыталась заснуть, но не смогла. Тогда она от нечего делать взяла одну из книг Ролфы, мелкий замусоленный томик, который случайно открылся на последней странице:
«…здесь, в Зачарованном Месте, на вершине холма в Лесу маленький мальчик будет всегда, всегда играть со своим медвежонком»[9].
Книжку эту она бы тотчас бросила, если б не разглядела: под каждым словом (точнее, слогом) в ней карандашом была проставлена аккуратная нотка на миниатюрном нотном стане.
Милена быстро пролистала книжку из начала в конец. Вся она была аккуратно положена на музыку, под вокал.
Вот, оказывается, каким чтением занималась Ролфа дни напролет.
Милена вынула из середины стопки еще одну книгу – толстенный грязно-серый фолиант с изрядно потертым переплетом, отчего на корешке даже нельзя было разобрать названия. На заглавной странице выделялись красные буквы: ДАНТЕ. «DIVINA COMMEDIA»[10]. А под названием стояла приписка Ролфы:
Все три книги «Комедии» – «Ад», «Чистилище» и «Рай» – были объединены в одном томе. Под всеми словами, из конца в конец монументального произведения, были проставлены ноты – меленьким, аккуратным почерком, написанные словно украдкой, частично карандашом, частично красными чернилами. Кое-что было прописано на отдельных кусочках бумаги и либо подклеено, либо подшито к книге белыми нитками. А кое-что выведено золотистым фломастером. Ноты шли пословно, но местами значились пометки: «здесь трубы» или «дискант Вергилия». Милена возвратилась к первой странице.
Затем Данте встречает зверя. Слова были положены на ту самую музыку, что Ролфа исполняла в темноте в тот первый вечер, когда Милена впервые тайком подслушала ее на Кладбище.
– Ролфа! – воскликнула Милена вслух, потрясая книгой. Надо же: создать
Милена читала «Божественную комедию», несясь на волнах музыки. Вирусы преобразовывали ноты в воображаемые звуки; вирусы пели.
Мало-помалу она начала представлять ее в своем сознании: грандиозную воображаемую оперу, которая, если бы кто-нибудь осмелился ее поставить, длилась бы неделями. Она представала огненной феерией в небе – среди сонма звезд, с разноцветными столпами света и символическими ангелами; человеколицыми зверями и зверолицыми людьми; угрюмыми ячеистыми сотами преисподней; туннелями света, руслами, втекающими в небеса.
Внезапно на авансцену в одеянии Вергилия вышла Сцилла. Партия была написана для сопрано, чтобы контрастировать с Данте. Люси – старуха Люси из «Дворца увеселений» – почему-то исполняла партию Беатриче. На лбу у нее косо сидел небесный венец, а сама она то и дело с озорством подмигивала в сторону (как-никак это же комедия). Милена закрыла глаза и улыбнулась. «Что ж, Ролфа, ладно. Действительно, забавно. Забавно все – то, что я втихомолку делала, и то, что ты втихомолку делала, просто смешно. А ведь могли же сесть рядом и подробно распланировать, как нам со всем этим быть. Ты бы могла, если б хотела, сделать оркестровку. Я бы – собрать все это воедино и предъявить им целостным куском: дескать, беретесь вы за это или нет, но только оставьте ее в покое. Теперь же все придется делать мне одной. Нужно будет готовить это к постановке. Что ж, спасибо тебе огромное». Милена взглянула на объем книги, предварительно заложив пальцем отмеченную страницу. Надо, чтобы все это в итоге каким-то непостижимым образом осуществилось, зазвучало. В один сеанс, понятно, не уложиться, прелесть ты моя: зритель, чего доброго, помрет от голода или от старости. А вот несколько месяцев будут в самый раз. Только на какой сцене? Какие подмостки смогут подобное вместить? Ведь ты же знала, черт побери, Ролфа, что я не смогу пройти мимо, вынуждена буду так или иначе этим заняться!
Милена продолжала вчитываться, представлять в уме картины из «Комедии» и вслушиваться, в то время как вирусы спешно брали все на заметку. Со временем им надо будет вернуться и еще раз все перечитать. Музыка была для них внове, и они сейчас копировали ее структуру. Виделось, как темы проворными ласточками невесомо взмывают, ныряют и перекрещиваются в воздухе, слетаясь и разлетаясь, из тишины и в тишину.
«У тебя получилось. У тебя все получилось, Ролфа. Это лучше, чем твой чертов Вагнер. Лучше компоновка, лучше сами композиции; и наконец, она просто длиннее. Это просто какой-то Моцарт, Ролфа, или даже Бах. Как ты смогла такое сделать? Как ты смогла сделать такое
А тебя самой, Ролфа, здесь не будет. И тебе не доведется ничего из этого услышать. Ты будешь где-то, но не здесь. Подобно призраку, Ролфа. Я увижу, как ты проходишь по Зверинцу, но ты будешь при жизни мертва. Услышу, как ты поешь, но это на самом деле будет не твой голос. Может, все это и была комедия,
