Детский сад

Милена послушалась, и медведиха придвинула ее к себе.

– Так это ты хотела помочь Ролфе с ее пением, да?

Знакомый запах ланолина и такое знакомое, окутывающее тепло.

– Да, мадам, – ответила Милена почтительно.

– Что ж, славно. У Ролфы и душа-то больше ни к чему не лежала, кроме пения. Я б тоже ей помогала, только вот этого места терпеть не могу. Именно не могу, ты понимаешь? Видно, и Ролфа такая же, – она на секунду смолкла. – Что-то случилось, да? Опять она куда-то удрала?

– Ее пробовали излечить, – раскрыла карты Милена.

– От чего? От того, чтоб быть Ролфой, что ли? – Матрона, похоже, сразу поняла, что Милена имеет в виду.

Та в ответ лишь кивнула.

– Что ж, ее отец очень бы тому порадовался. Для него это величайшая из услуг, которую вы, люди, могли бы ему оказать. А мне это не в радость.

– И мне, – прошептала Милена.

– Да уж я, милочка, черт возьми, вижу. Не желаешь виски?

Милена покачала головой.

– Она исчезла. Наверно, снова впала в спячку. Но когда уходила, она была очень голодна.

Бутылка чутко замерла в воздухе. И опять старуха мать поняла сразу: Ролфа в опасности.

– Я-то надеялась, она здесь, – сказала Милена и даже сама уловила, насколько потерянно звучит ее собственный голос.

– Что ж, надо будет отправляться на поиски, – поглядев на Милену, сказала мать Ролфы. – Хотя для этого придется, видимо, созывать всю остальную Семью. Ох они и взбесятся.

– Наверно, да, – внутренне обмирая, тихонько призналась Милена.

Первой сверху спустилась Зои.

– Вы сделали что? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросила она.

– Мы дали ей вирусы. Иначе оказалось нельзя.

– Вы ввели моей сестре ваши мерзкие суслячьи вирусы?

Милена буквально съежилась.

– Это было непреложным условием, чтоб можно было добиться разрешения выступать. Я сожалею. Это было ошибкой. Иначе я никак не смогла бы провести ее в Зверинец.

– Боже, боже мой! – Зои прижала ладонь ко лбу. – Да она ж может теперь шлепнуться навзничь где угодно! – Зои посмотрела на мать. – Нам необходимо будет вызвать собак, мам. – На Милену она обернулась со странной, недоброй улыбкой. – А ты отправишься с нами, – словно пригвоздила она. – И предупреждаю, поездочка будет не из приятных.

Вскоре к обиталищу Медведей с ревом подкатили два огромных фургона, напоминающих пожарные, – в них полно было возбужденно лающих собак. Сверху, держась за загородку, стояли молодые Медведи, сквозь рев моторов крича что-то в сторону здания. Сами моторы были как на параде: хромированные, надраенные как зеркала. Из дома один за другим с какой-то веселой злостью выбегали Медведи, бойко взбираясь на фургоны по металлическим лесенкам. Один из них беспрестанно дудел в охотничий рожок.

«Ну всё, – подумала Милена обреченно, – сейчас начнется».

Зои препроводила ее к фургонам, придерживая сзади за шею.

«Можно ли как-то предупредить Зверинец? Может, сунуть горничной сколько-нибудь денег, пускай быстренько обежит Лондон, предупредит? Хотя куда ей против автомобилей. Не успеешь обернуться, они уже будут там».

Рядом послышалось глухое рычание. Между рельсами загородки на нее не мигая смотрели два голубых глаза: лайка.

– Она знает, что ты Суслик, – с ухмылкой сказал Медведь-подросток, оседлавший рельс.

Милену усадили в кабину, втиснув между массивными медвежьими бедрами. Они большими подушками наваливались на нее, в то время как фургон на всем ходу делал виражи по Лондону, гудя в клаксон и обгоняя неповоротливые подводы, с которых от неожиданности спрыгивали пассажиры-ездоки. Милена не была привычна к скоростной езде; желудок, казалось, бултыхался в разные стороны. Кружилась голова, подташнивало.

– Ио-о-о! – весело орал на ходу шофер.

Внезапно фургон, подпрыгнув колесами на поребрике тротуара, выкатил на территорию сада вдоль набережной.

«Что, уже приехали?» – Милена даже не помнила, как они проскочили через мост. Рядом, скользнув юзом по траве, качнулся на тормозах и замер второй фургон.

Молодые Медведи деловито слезали по боковым лесенкам. Затем наружу выпустили собак – полярных лаек, похожих на облака ненастья: сизоватых, крупных, дымчато-мохнатых. Лаек пристегнули на поводки, которые они тут же упруго натянули, и повели к Зверинцу.

Медведи заполонили вестибюль, хохоча над оцепенелым изумлением малолетних администраторов Зверинца. Малолетки пытались было как-то воспротестовать.

– Ой, ой! – издевательски гнусавили Медведи, подхватывая ребятишек (а они, конечно, были еще совсем детьми) на руки.

– Опусти, опусти меня сейчас же! – кричали малолетние администраторы и ударялись в слезы.

Собакам под нос совали старые носки и шорты Ролфы, после чего спускали с поводка.

Дневные сеансы прерывались вторжением стай лаек, обнюхивающих кресла и проходы между рядами. Собаки дружной стаей прокатывались по подмосткам, разбегаясь по сторонам, чтобы обнюхать все уголки, коридоры и закоулки. Зои на рысях прогнала Милену через верхние этажи. Были обысканы шкафы со швабрами и залы ожидания, где дремали Почтальоны. В репетиционных Музыканты вскакивали на стулья, прижимая к себе флейты и скрипки – подальше от деловито снующих псов, норовящих кто лизнуть, кто игриво куснуть инструмент.

– Так, ладно, – сказала Зои. – Где она еще могла вырубиться?

– Мы в основном уже везде смотрели, – лепетала Милена.

– Ну так придумай, где еще! – требовала Зои.

Милена провела Зои по небольшому заветному маршруту времен их совместной жизни с Ролфой. Провела экскурсию по Лик-стрит, рассчитывая на то, что Медведи сами догадаются прочесать Кладбище. Они распахивали двери лавок и взбегали по лестницам на верхние этажи. Медведи просто блаженствовали. Для них это была своего рода отместка за годы человеческого отчуждения. Стоя на тротуаре, Милена слышала раскаты хохота: налетчики не могли поверить в то, как убого ютятся Суслики со своими горелками и скудным скарбом. Слышалось, как в комнатах время от времени что-то падает, стукается или бьется. Где- то в отдалении зашлись колокола: судя по набору ударов, экстренный вызов. Ссыпались с верхних этажей собаки, стуча по ступенькам упругими подушками лап. Следом спешили Медведи-сыщики; на одном красовалась заломленная набекрень печального вида соломенная шляпка.

Они быстро перетряхнули Лик-стрит. Особый медвежий контингент был выделен для прочесывания Кладбища. С другой стороны туннеля к саду на набережной уже подчаливали новые фургоны.

– Мы еще не прошлись по тому зданию, – инструктировала Зои вновь прибывших, указывая на Раковину. – Я займусь больницей. А ты, – указала она Милене, – ты просто торчи где-нибудь, где мы можем легко тебя найти. В вестибюле Зверинца. Все, давай.

Всю вторую половину дня Милена провела в вестибюле. Она покачивалась от изнеможения; неимоверно клонило в сон, но она упорно разлепляла глаза.

«Смотритель мне этого не простит», – уныло думала она.

– На-ка вот, пригуби, – предложила ей мать Ролфы. Милена хлебнула прямо из бутылки. Мать стояла рядом, чуть балансируя на костылях.

– У нас в Антарктике всё так, – рассказывала она. – Чуть что не так, и ничего не поделаешь, терпи. И очень просто. Даже писать надо с умом. Мороз такой, что, когда писаешь, струя замерзает, не долетев до земли. Поэтому оправляться надо по-быстрому или струйку пускать не всю разом, а частями, так как замерзает она снизу вверх. Потому, в зависимости как усаживаешься, на все про все у тебя не больше