металлическими шестами.
«Металл!» – Милена в восхищенном изумлении смотрела, думая увидеть чудо, однако металл мало чем отличался от какой-нибудь замызганной резины, разве что не плавился.
Роуз представила Милену своей матери – миниатюрной стройной женщине с безупречной улыбкой и цепкими серыми глазами. В глазах этих колко светился некий огонек, согреться от которого было непросто.
– Мала, – обратилась Роуз к матери, как к подружке. – Это моя подруга Милена.
«Подруга! – Заветное слово подействовало на Милену так, что она, потеряв дар речи, даже забыла представиться. – Она назвала меня своей подругой!»
– Привет, Милена, – кивнула мать с дежурной улыбкой, которую, очевидно, использовала, здороваясь и со всеми прочими. – Я делаю кувшин. Хочешь посмотреть?
Дожидаться, пока Милена наконец скажет «да», Роуз не стала и, взяв ее за руку, отвела на безопасное расстояние. Мать окунула длинный шест в оранжевое свечение и вытянула из печи на его кончике округлый кокон стекла. По краям – как раз там, где утолщение, – кокон горел оранжевым светом. Мать поднесла шест к губам (оказалось, это полая трубка) и осторожно подула; затем, цепко взглянув, подула еще раз. На ней не было ни перчаток, ни фартука. Взяв что-то вроде ковша с длинной ручкой, она одним точным движением катнула кокон на него и стала вращать, придавая изделию форму. Постепенно остывая, стекло начало приобретать сияющий матово-зеленоватый оттенок. Вот Мала поставила его на основание, сплющив донце о подобие маленького стульчика.
– Ну вот, – сказала она.
Тут вперед внезапно скакнула Роуз. Ловко подхватив шест – совершенно неожиданно для Милены, замершей в боязливом восхищении, – она закрепила его в тисках и повернула. Затем схватила треугольную деревяшку и, быстро макнув ее в воду, провела по вращающемуся конусу изделия – как раз там, где у кувшина находится кромка горлышка. Деревяшка тут же вспыхнула. Двигаясь проворно и легко, Роуз сунула шест в соседнюю печку и, провернув, вынула обратно. Стекла на нем уже не было.
– А куда оно делось? – заинтригованно спросила Милена.
– Все, оно уже в духовке, – с добродушной ухмылкой сказала Роуз. – Отдыхает при восьмидесяти градусах, пока не затвердеет. – Металлический шест она окунула в ведро. Раздалось шипение, над пузыристо вскипевшей водой взвился пар. – Ну-ка, отойди, – велела Роуз и ловким движением отбила кристаллическую корочку, приставшую к кончику полого шеста.
– Погодите, я еще и сеть сейчас сделаю, – сказала Мала. – Если хотите, оставайтесь, посмотрите, а то и поможете.
«Вот это да, – сказала себе Милена. – Такое наблюдать. Ну и везет же мне».
С азартной улыбкой Мала села перед небольшим столиком.
– Заказ поступил только сегодня, – пояснила она. – Там как раз один дом заканчивают, в Аксбридже.
– Смотри, как можно ткать из стекла, – сказала Роуз, в волнении легонько стиснув Милене предплечье.
Вот уж где была истинная красота. Оказывается, стекло можно вычесывать, как пряжу, свевая из него изящные, похожие на серпантин ленты-волокна. С помощью всего лишь двух палочек она вытягивала, подхватывала и сплетала их на манер корзинки. Ленты норовили вот-вот оборваться или провиснуть, но Мала всякий раз успевала их подхватить – казалось, в самый последний момент, – приподнимая одну и пропуская под ней другую.
Подобно шерсти, стекло можно было вязать. Постепенно увеличиваясь в размере, плетеный узор отдыхал на плоскости металлического листа. И тут Мала взялась нарезать ленты с помощью ножниц, время от времени передавая их Роуз, которая окунала их в воду или сбивала с ножниц корочку. К готовому, казалось бы, плетению подтягивались новые волокна – раскаленными докрасна клещами, то поглаживающими, то вплавляющими их в уже готовый орнамент.
– Это… стекло, – говорила Мала урывками, не отвлекаясь от работы, – предназначено
До Милены дошло, что пояснение адресовано именно ей.
На секунду отвлекшись, Мала с улыбкой посмотрела на нее.
– Очень красиво, когда на них играет свет. – Милена, не найдясь с ответом, робко улыбнулась. – В готовом виде будут размером где-то квадратный метр каждая.
Роуз вдруг резко присела возле матери, как в реверансе. Из-под металлического листа она выдернула другой, чтобы разместить на нем выросшее в размерах плетение. Стеклянный орнамент игриво переливался светом и скользил как живой. Испуганными насекомыми стрекотнули палочки.
– Оп! – одобрительно воскликнула Мала.
Незаметно наступило время обеда.
Все вместе они отправились на Рассел-сквер. Газоны изобиловали фотосинтезирующими любителями солнечных ванн. Мала всем троим купила по напитку, а также по чашке жареных кальмаров. Уютно разместившись на траве, они принялись за еду, время от времени отгоняя норовящих сунуть нос в чашку местных собак.
– Получается, все не так, как нам рассказывают, – тщательно взвешивая слова, сказала Милена.
– Что именно рассказывают, Милена? – с неизменной улыбкой переспросила Мала, соблюдая уважительную дистанцию.
– Я насчет реставрации. Нет в ней ничего от Золотого Звена философии. Есть лишь умение работать со стеклом. – У Милены перед глазами до сих пор стояли искусные движения мастерицы, и это вселяло надежду. На то, что жизнь строится все же на практическом, обогащенном опытом труде, а не на искусственно внедряемой памяти.
Мала, похоже, поняла. Улыбка стала шире, хотя и с грустноватым оттенком.
– Да, безусловно, мы здесь не только болтовней занимаемся. Единственный способ овладеть ремеслом – это изучить его до тонкостей, причем именно руками. Можно, понятно, узнать о нем в общих чертах и через вирус. Но это осядет только здесь. – Деликатным движением она колечком кальмара указала себе на покрытую платком голову. – Руки же при этом все равно не справятся. Ремесло надо постигать на практике.
Колечко кальмара Мала держала как-то по особому изящно, если не сказать аристократично. И вообще, Милене все это было так приятно, что, не в силах скрыть эмоций, она отвела глаза.
– Ладно, – засобиралась Роуз. – Я все же Воспитатель, а не Стеклодув. Так что мне пора возвращаться.
Они поднялись, и Роуз с матерью с забавной церемонностью расцеловались. Мала ласково похлопала дочь по плечу. После чего, к несказанному удивлению Милены, поцеловала и ее.
– Ну что, не прощаюсь, – сказала Мала. – Ужин в шесть. – И не оглядываясь ушла. Даже походка и та была у нее безупречная – ровная, степенная. Просто и с достоинством.
– Правда, мама у меня прелесть? – спросила Роуз.
Милена кивнула, в основном потому, что именно такого мнения была о самой Роуз. В Медучилище они пошли вместе.
ВСЮ ВТОРУЮ ПОЛОВИНУ ДНЯ – пока одни дети упражнялись в музыке, а другие практиковали деловые игры с воображаемой куплей-продажей свеч и мыла – Милена втихомолку улыбалась. Входили и выходили ее сверстники, спеша по уже реальным делам (торговля жареной кукурузой для партийных бонз на Тоттенхэм-Корт-роуд, платная уборка улиц в соседних Братствах), а Милена, скрестив ноги, все безмолвно сидела во внутреннем дворике. Тихонько переговаривались с Наставниками родители – они беседовали о перспективных линиях Развития. Говорят, такому-то Братству в скором времени понадобятся химики – так что нет ли какой-то возможности предварительной практики по химии? И сколько здесь откроется новых мест – хотя бы приблизительно, в самых общих чертах?
И, слушая эту болтовню, доносящуюся неровно, словно порывы ветра, Милена улыбалась. С улыбкой она шила кожаный кошелек, почти машинально работая иглой с суровой ниткой. В конце концов, жизнь действительно может наладиться. Ведь у нее есть теперь подруга. У нее – есть – подруга!
