Между тем она выяснила: фокус достаточно узкий, причем наводится далеко не сразу. К тому же для фокусировки Троун прежде всего необходимо достаточно света.
И тут сам собой всплыл ответ. Неделю назад на улице Кат Милена слышала, как зазывает к своему лотку клиентов торговка игрушками – здоровенная баба с высоким, пронзительным голосом. Кстати, тоже певунья:
Она торговала зеркальными контактными линзами. Так, пустячок, очередная симпатичная безделушка.
Но зеркальные линзы отражают свет.
Да, конечно! Зеркало отражает свет, делая фокусировку крайне затруднительной, и к тому же сводит на нет интенсивность света в глазах – то самое, на чем играет Троун. При этом ей придется наводить фокус уже не спереди, а сзади, что гораздо сложнее. Милена с помощью вирусов подсчитала интенсивность света, исходя из суммарной мощности Преобразователя.
Должно хватить. Вроде как должно.
Но как добраться до Кат, чтобы купить линзы?
– Отвези-ка меня к той пристани, что у Эмбанкмент Гарденс, – сказала она певчему мальчику. – Оттуда до Зверинца ближе всего.
«Единственная возможность добраться до Кат, чтобы Троун не успела меня ослепить, – это заблудиться по дороге к Зверинцу и случайно там оказаться. А чтобы сделать это, надо разозлить ее так, чтобы она для острастки пальнула в меня светом. Получается, надо ее сейчас вывести из себя».
– Ну что, Троун, – сказала она вслух, – видишь, ты выиграла!
Тишина.
– Троун, чего молчишь-то? Здесь никого нет, можешь отвечать.
Глаза остренько кольнуло; Милена зажмурилась и закрыла их руками. Однако открытыми остались уши и кожа рук и лица, рядом с которыми вдруг словно чиркнули спичкой. В ухе завозился червячок.
«Троун здесь ни при чем. Это ты, сама. Помни об этом», – предупредил он.
«Я могу выводить ее из себя, – напомнила себе Милена. – А значит, и контролировать».
«Так что видишь, Милена, есть все же справедливость на свете. И ты больше не сможешь помыкать людьми».
«Тишина и темнота, – подумала Милена. – Вот кто мои союзники и друзья».
МИЛЕНА ПОПАЛА В ВОДОВОРОТ рынка Нью-Кат. Был самый разгар Лета Песен. Пели здесь решительно все – в том числе и те, кто не был болен, – просто так. Очередное модное сумасшествие. Милена брела шаткой поступью, поминутно спотыкаясь и сталкиваясь со встречными.
–
Песни вокруг так и звенели, так и катились волнами.
«Ты где? Где ты?» – допытывался сердитый голос в ухе.
«Не знаю! Я заблудилась! Ты же мне ничего видеть не даешь!»
Песни накатывали валом. Голос в ухе что-то сказал, но среди песенного гвалта Милена ничего не разобрала.
Кто-то дернул Милену в сторону – видимо, она случайно вышла на проезжую часть: отчаянно звонили велосипеды; один промчался так близко, что ей ветром взъерошило волосы. Взор прояснился. Мимо на скорости проезжали велорикши с груженными продуктами прицепами.
Рядом, у прилавка с фруктами, возмущенная покупательница напевала «Семь-сорок»:
Голос – теперь уже самой Троун – скрежетал в ухе:
«Так ты что, на рынке, что ли? На этой чертовой Кат? Как тебя туда занесло?»
– «Как, как!» Лишат тебя зрения – еще не туда занесет, – огрызнулась Милена негромко.
В ответ на дерзость Троун уколола световой вспышкой. Милена, согнувшись от боли, уронила лицо в ладони, но с места не двинулась. Продавщица фруктов отвечала трагической арией Квазимодо из «Нотр- Дама»:
Пение звучало повсюду. Что неудивительно: петь легко – не сложнее, чем разговаривать, – а главное, приятно.
–
–
Песни заполняли все вокруг – дрейфовали из распахнутых окон домов; стекали с крыш, где, развалившись, фотосинтезировала самая разная публика; клубились над торговками колбасой. Из бара около лавки мясника доносилось ритмичное кваканье:
«Что ж, ладно», – послышалось в ушах.
Милена отняла от лица ладони. Перед глазами все еще стояла дымка, но хоть видно было, куда идти. А заодно и то, в каком примерно месте искать торговку игрушками. А если ее сейчас нет на месте, что тогда? Идти в Зверинец? Уползти на Кладбище и там схорониться? Думать из-за шума было сложно, да и некогда.
«Песня вращает землю» – этот девиз здесь можно было истолковать буквально. Слышались прежде забытые фразы уличных зазывал: «А вот вишни, свежия-я-я!» Покупательницам посимпатичней адресовались чувственные серенады на манер «Love Me Tender»: «
По карнизу одного из обветшалых зданий шустрыми обезьянками носилась ребятня. Свесившись с балкона, сорванцов пыталась приструнить соседка.
–
Песня взмывала и реяла над улицей, под стать нестройному хору поминального Братства, – получалось что-то вроде панихиды по веселому прошлому. Хотя были здесь и моменты сравнительного затишья, которые, как правило, сменялись синхронным взрывом голосов, подхватывающих в унисон что-нибудь из всеми любимого – например «
Новые вирусы торжествовали. Вся улица ревела хором, после чего оглашалась раскатами хохота.
А Милена, растерянная, всклокоченная, брела, подслеповато таращась на нескончаемую череду прилавков. Вот кто-то торгует кистями и красками, а вот резинщик со своей не успевшей остыть продукцией. Вот птичник с клетками…
–
«Э, ты же в другую сторону прешь! А ну поворачивай обратно!» – скомандовала Троун ей на ухо.
– Чего? Не слышу, – соврала Милена.
Голос в ухе взвился до болевого порога.
– Ой, а сейчас громко! – крикнула Милена.
Она проталкивалась, как сквозь густой клей, – через шум, толчею, несносные блики света, сквозь навязчивый голос в ухе – голос уже запаниковавшей Троун, заподозрившей, что Милена что-то затеяла.
