– Серьезная поломка, сэр. Мы ничего не сможем сделать сами. Придется становиться в док.
Меня била такая сильная дрожь, что пришлось ухватиться за поручни, чтобы устоять на ногах.
Я приказал группе стать на якорь, а утром следовать за мной вверх по реке. Мы же пошли по реке тем же вечером, и, поскольку корабль был на ручном управлении, я попросил буксир для швартовки. Вскоре после 10 часов корабль стоял у причала. Я с облегчением вздохнул и отправился в каюту.
«Ну, вот и все, – сообщил я сам себе. – Приплыли». И это было чистейшей правдой. Я больше не мог доверять сам себе. Тело не подчинялось моим приказам. Я взглянул на себя в зеркало и замер. Еще не так давно друзья мне говорили, что я выгляжу слишком молодым и несерьезным для коммандера. Теперь мне никто бы не сказал ничего подобного. Пожалуй, свеча догорела. Я спустился на причал и позвонил коммодору. Я не сомневался, что даже в столь поздний час он будет на месте. Дело в том, что Макс Хортон имел обыкновение звонить подчиненным после ужина (я имею в виду его, адмиральского ужина, который по большей части имел место очень поздно). Коммодор действительно был на месте, и я изложил ему свою просьбу.
– Я ждал этого уже давно, – признался он. – Когда бы вы хотели сойти на берег?
– Чем скорее, тем лучше, сэр.
– Я могу подготовить для вас все документы послезавтра к полудню.
– Спасибо, сэр.
– Зайдите ко мне завтра утром. Да… поздравляю с подлодкой!
Я вернулся на корабль и долго лежал в ванне. А через два дня я сошел на причал с трапа своего корабля в последний раз. Это произошло через пять лет и два месяца после того, как я впервые поднялся на палубу траулера его величества «Лох-Тулла».
Глава 11
СТАРШИЙ ЭСКОРТНЫЙ ОФИЦЕР
Прошло намного больше времени, чем я рассчитывал, прежде чем мне удалось уехать из Лондондерри. Множество неотложных дел могло быть выполнено быстрее, если бы я продолжал заниматься ими сам. К тому же я должен был выполнить ряд обязательных формальностей – я имею в виду прохождение медицинского обследования. И хотя командование отлично знало, что, если офицер слишком устает, чтобы продолжать командовать кораблем, ему необходимо дать возможность сделать перерыв, иначе дело может закончиться трагедией, формально было необходимо получить подтверждение медиков. Несомненной заслугой военно-морского флота являлось то, что любой офицер, почувствовавший, что не может продолжать службу с прежней эффективностью, мог прийти к своему командиру, не опасаясь, что будет превратно понят.
Домой я приехал только в начале декабря. Находясь в Ливерпуле, я позвонил Максу Хортону:
– Мне очень жаль, сэр, что все так закончилось.
– Что говорят врачи, Райнер?
– Пока трехнедельный отпуск по болезни, сэр.
– Вы сможете после этого выходить в море?
– Очень сомневаюсь в этом, сэр. Собственно говоря, физически я здоров – просто перегорел. Вы сможете найти для меня работу на берегу?
– Даже не сомневайтесь. Немецкие подводные лодки теперь появляются у самого берега, и мои группы часто работают под оперативным управлением других подразделений флота – в Портсмуте, Плимуте, Розайте и даже на Норе. Подразделения в Канале – в Портсмуте и Плимуте – станут, на мой взгляд, свидетелями последней отчаянной попытки противника перерезать наше сообщение с континентом. Местные штабные работники совершенно не понимают возможностей групп. Не так давно какой-то кретин отдал приказ группе корветов «Касл» следовать в ненастную погоду нереальным курсом с невозможной для них скоростью. Результат – шесть поврежденных куполов асдиков и группа в полном составе отправилась в сухой док. Я только что получил разрешение адмиралтейства направить по старшему эскортному офицеру в каждое подразделение, где работают наши группы. Прайз (коммандер Х. Л. Прайз, КВР) поедет в Плимут, а вы – в Портсмут. Сейчас посмотрим – отпуск на три недели? Прекрасно. Прибудете в распоряжение командующего флотом в Портсмуте 1 января. Думаю, вам потребуется немало такта и терпения. И помните: вы – мой посланник. Если нужна помощь, свяжитесь с начальником штаба.
Читатель вряд ли может себе представить, насколько благодарен я был за такое назначение. Ведь мне пришлось проглотить горькую пилюлю – после пяти лет подготовки я протянул только два месяца и сломался. Шанс сделать что-нибудь по-настоящему полезное стал для меня самым лучшим лекарством.
Я прекрасно провел три недели с семьей, мы вместе весело отпраздновали Рождество. Я искренне наслаждался каждой минутой – ведь за пять прошедших лет я ни разу не был дома больше десяти дней сразу. После Рождества, незадолго до Нового года я посетил начальника штаба флота Западных Подходов, а 1 января 1945 года прибыл в штаб командования флота Портсмута, который размещался в форте Саутвик.
Это была моя первая штабная должность. До этого я постоянно находился по другую сторону гигантского водораздела, существующего между теми, кто ходит на кораблях и выполняет приказы штабных работников, и береговыми офицерами, планирующими операции. Сколько раз мне приходилось поминать недобрым словом штабного офицера, который, сидя в теплой комнате, куда не проникает ни снег, ни дождь, ни пронизывающий ветер, приказывает мне вести корабль вниз по реке Фойл в условиях нулевой видимости! Однажды я даже позвонил одному такому Юпитеру, явно не желающему слезать со своего Олимпа:
– Вы хотя бы иногда выглядываете из окна на улицу? Неужели вы действительно считаете, что я подвергну опасности корабль и поведу его вниз по Фойлу при таких погодных условиях? За окном, если вы не заметили, сыплет такой густой снег, что я даже носа корабля не увижу!
– Мне очень жаль, – Юпитер все же снизошел до разговора со мной, – но завтра утром корабль должен быть в районе Инистрахалла, чтобы забрать часть конвоя с Клайда. Все остальные корабли эскорта получили погодные повреждения. Мы не сможем отремонтировать их и отправить в море раньше чем через неделю.
– Ладно, тогда, с вашего разрешения, я все равно несколько часов подожду, пока течение не установится так, чтобы я весь путь шел против него. Тогда, если не будет приемлемой видимости, я смогу по крайней мере бросить якорь и корабль не будет разворачивать. Если вас это устраивает, я обещаю быть на месте вовремя.
В тот раз мы достигли компромисса. Но я помню множество случаев, когда я был совершенно уверен, что если бы находился в тот момент в оперативном штабе сам, то принял бы совершенно другое решение. Теперь мне предстояло убедиться, был ли я тогда прав. Я чувствовал себя новичком и имел очень смутное представление о своих будущих обязанностях. К тому же я был представителем другой группы флота, что отнюдь не облегчало мою задачу. Слишком уж много зависело от того, удастся ли мне наладить сотрудничество со своими коллегами. Первое, что я понял совершенно отчетливо, – мое положение будет очень тяжелым. Все коммандеры штаба были кадровыми офицерами, но имели временный чин, соответствующий занимаемой должности. Все они были старше меня на 15–20 лет. Большинство из них оставили действительную службу перед войной в звании лейтенанта-коммандера и получили временный чин коммандера после призыва. Они составили очень сильную команду и были собраны в форте Саутвик для вторжения в Нормандию. По непонятной причине они считали, что справятся с появлением нескольких немецких подводных лодок у себя под боком без помощи флота Западных Подходов. Честно признаюсь, я был потрясен, обнаружив, что благодаря своему статусу соответствия я являюсь старшим среди коммандеров в форте Саутвик. Это автоматически накладывало на меня ряд дополнительных обязанностей, я должен был занять место во главе стола в столовой, и, что самое неприятное, мой приезд означал, что кто-то из офицеров должен уступить мне свою комнату. Все эти вещи могут показаться тривиальными и мелкими во время войны, но, когда много людей вынуждены проводить все время вместе, им волей-неволей приходится как-то уживаться. Трение в одном месте может вывести из строя весь механизм.
После чая меня пригласил к себе председатель общества офицеров. По пути я оставил вещи в общем холле – вопрос с комнатой еще не решился.
– Все это так неприятно, – вздохнул он, пригласив меня сесть.
– Да, я вижу, – согласился я. – Позвольте заверить вас, что я предпочел бы обойтись без
