недоразумений.
Немного поразмыслив, я сказал:
– Давайте рассуждать. Все считают, что я сотрудник штаба командующего флотом в Портсмуте. Но это же не так. Адмиралтейство официально назначило меня сюда только для того, чтобы решить финансовые вопросы. А фактически я причислен к флоту Западных Подходов и совершенно не намерен его покидать. Согласитесь, я не могу одновременно числиться и здесь и там. Давайте условимся: я не принадлежу к здешней «челяди». Я – гость, прибыл сюда, чтобы выполнить определенную работу. Для этого мне необходимо помещение, причем мне совершенно безразлично, будет оно вместе с другими старшими офицерами или нет.
Такое решение устроило всех: ни в жилых помещениях, ни за столом ничего не пришлось менять.
Новые обязанности на первых порах показались мне незнакомыми и не слишком понятными. Появление радара совершенно изменило то немногое, чему меня учили о штабной работе до войны. В то время, если корабли отправлялись патрулировать определенный район, выбор способа выполнения приказа был полностью прерогативой старшего офицера. Теперь, когда сеть радарных станций покрывала практически весь канал, штаб имел возможность спланировать передвижение кораблей поминутно, так же как и контролировать выполнение своих приказов. Более того, они могли в режиме реального времени управлять (или мешать) тактическими действиями кораблей в море. Позаимствовав опыт у авиаторов, моряки стали управлять кораблями таким же образом, как летчики управляют истребителями, направляя группы на противника. И снова, как в давние времена, когда коммандер Бойл и я совершили совместный поход на «Хейвлоке», я убедился: тот, кто управляет движением корабля, командует битвой.
У меня всегда было три-четыре группы корветов или фрегатов из группы Западных Подходов – 15–20 кораблей, а также собственные противолодочные силы Портсмута – 25 траулеров и около дюжины снабженных асдиками торпедных катеров. Этими силами я должен был обеспечить ближний эскорт конвоев и патрулирование района. Также мне приходилось довольно тесно сотрудничать с береговой авиацией – направлять корабли туда, где с воздуха были замечены подводные лодки, следить за тем, чтобы их маршруты патрулирования были взаимоувязаны с маршрутами надводных кораблей.
Непосредственно работой противолодочных траулеров занималась Одри Паркер – офицер женской вспомогательной службы. По-моему, она была единственной женщиной, пробившейся на оперативную работу. Она сидела в кабинете за соседним столом, и мы весьма плодотворно сотрудничали. Она хорошо знала свое дело, и, если бы не она, я бы ни на минуту не смог покинуть форт. А так я установил для себя правило ежедневно совершать часовые велосипедные прогулки и неуклонно его придерживался. Наше рабочее помещение находилось под землей, туда никогда не проникал дневной свет. Из-за этого у многих из нас нарушалось чувство времени, мы не замечали пролетавших часов. Когда проводились наиболее интересные операции, обычно оставались в подземелье довольно долго. Только настойчивые требования желудка вытаскивали нас на поверхность, часто лишь для того, чтобы убедиться: завтрак (обед, ужин) уже давно закончились, и голод можно утолить только кофе и булочками в столовой.
Форт Саутвик находился в стороне от якорной стоянки, поэтому мне почти никогда не удавалось встретиться с друзьями. Однако, когда один мой очень старый добрый друг привел свой фрегат класса «Капитан» на ремонт, что требовало времени, я сделал все возможное, чтобы попасть на борт, – очень уж хотелось увидеться и поговорить. В этой «операции» мне очень помогла Одри Паркер. Мы организовали машину и катер, чтобы я мог быстро вернуться на место, если возникнет срочная необходимость. Когда пришел назначенный день, я отправил сообщение капитану, чтобы он ждал меня в гости и, по возможности, угостил ленчем. Позвонив на сигнальную башню, я с удивлением услышал, что мое сообщение еще не передано – возникли сложности. Это было так непохоже на пунктуальный во всех отношениях, даже в мелочах, корабль моего приятеля, что я начал строить всевозможные догадки. Самой вероятной мне показалась та, что на фрегате сменился капитан. По прошествии некоторого времени мне сообщили, что сообщение передано, и я после изрядных колебаний все-таки решил не отменять поездку.
Когда катер подошел к борту, корабль показался безжизненным. Никто даже не вышел, чтобы поймать конец. Я с трудом вскарабкался на борт и в тишине вымершего корабля услышал щелканье сигнальной лампы. Когда оно прекратилось, высоко надо над поручнями мостика показалась голова капитана.
– Извини, что не встретил, – принимал сообщение. Поднимайся!
– Что? – воскликнул я. – Туда? Так высоко? А что случилось с твоей каютой?
– Расскажу, когда поднимешься. – С этими словами голова скрылась.
Кряхтя и задыхаясь, сказалось отсутствие практики, я поднялся наверх. По пути я не встретил ни одной живой души.
– А куда ты дел команду? – поинтересовался я, усевшись на платформу компаса.
– Они в отпуске.
– Как, все? – воскликнул я.
– Да. – Он кивнул, сохраняя чрезвычайную серьезность. – Понимаешь, половину людей я отпустил до 10-го, а другую половину – с 10-го. Но я не учел, что убывающие в отпуск сегодня захотят уехать рано утром, а возвращающиеся прибудут только поздно вечером. Поэтому пока я тут один.
– Вот как?
– Ну да.
– Молодец! Что я еще могу сказать? Значит, ленч у нас будет здесь, на пятачке, открытом всем ветрам, а капитан попутно будет нести сигнальную вахту?
– Совершенно верно, – жизнерадостно согласился мой друг. – Надеюсь, ты не против? Я даже приготовил бутылку твоего любимого вина.
– Конечно нет. Но как бы я хотел, чтобы твое корыто было готово к выходу в море! Я бы обязательно нашел для тебя подходящую работу. Представляешь газетные заголовки? «Капитан в гордом одиночестве выходит в море на 1500-тонном фрегате».
Когда через два часа за мной пришел катер, он все-таки спустился вниз проводить меня.
– Я непременно сейчас же отправлю тебе какое-нибудь сообщение! – крикнул я, когда катер уже отходил от борта фрегата. – Постараюсь придумать подлиннее.
– А я не стану читать, только время отмечу, – не полез за словом в карман друг. – Сигнальщик, когда приедет, запросит повторение.
Насколько я помню, после ленча у меня всегда была возможность немного отдохнуть. Только раз на моей памяти, это было при торпедировании «Сэлопиана», немцы атаковали в послеполуденное время. Также часы с 4 до 8 утра обычно были свободны для сна, если, конечно, не приходилось помогать убирать беспорядок после ночи. Создавалось впечатление, что в этом вопросе немцы четко придерживаются правил. Работа на берегу таких периодов отдыха не предусматривала. В течение первых трех недель я спал только урывками, потому что сообщения об обнаружении подводных лодок летчиками поступали постоянно, и независимо от того, считал я их истинными или ложными, все равно надо было проверить. К счастью, у нас был прекрасный начальник штаба в лице коммодора Р. В. Симмондса-Тайлера. Я с ним познакомился еще в 1932 году, когда он служил старшим помощником на «Худе». Он всегда старался мне помочь, и со временем я почувствовал, что вполне доволен жизнью, чего вовсе не ожидал, перейдя на береговую работу.
В нашем районе всегда находилось не менее двух подводных лодок противника. Иногда, если мой коллега в Плимуте коммандер Прайс создавал для непрошеных гостей слишком напряженную обстановку, они появлялись возле нас, чтобы посмотреть, не будет ли спокойнее в нашей части Канала. Тогда я организовывал охоту и отгонял их обратно. Точно так же иногда мои визитеры бывали вынуждены удалиться на участок сети Прайса, а он очень быстро возвращал мне их обратно. Мы задействовали около 40 кораблей и четыре самолета для постоянного поиска немецких подводных лодок на участке от Дувра до Портленд-Билла. Но за четыре месяца нам удалось уничтожить только две субмарины. Одну мы потопили после того, как она атаковала торговое судно. Другую, обнаруженную с воздуха, загнали на минное поле.
На фоне этих не слишком впечатляющих успехов за этот же период мы потеряли четыре торговых судна. Об одном я только что упомянул, а второе, скорее всего, подорвалось на нашей же мине, которая сорвалась с якоря и пустилась вплавь. По поводу причины гибели второго судна у нас разгорелся нешуточный спор. Я утверждал, что для атаки из подводного положения погода была совершенно
