В тот момент, когда он ступил в холл, он заметил полукругом стоявших женщин, смотревших в его сторону. Женщина, встретившая его во время первого посещения и направившая его в «Розовый Фронтон», вышла немного вперед, и он направился через весь зал прямо к ней. Лица женщин, стоявших позади нее, были серьезны.
– Так, так, – сказал он. – Не та ли это женщина, которая сказала мне, что все номера в гостинице заняты? Должен вас от всей души поблагодарить за то, что направили меня пообедать в бутербродную. Это был умный ход.
– Марлена приносит вам свои извинения. Признаться, я застала ее врасплох. Она и в самом деле прекрасная повариха, и моя вина, что я не вполне внимательно отнеслась к ней. Виновата.
Он пропустил ее извинения мимо ушей:
– Так где же Камилла Нил?
– Здесь. Я ее невестка, Энн Нил.
– Стало быть, в этом вы мне не соврали.
– Да. К сожалению, должна сообщить, что в настоящее время она действительно спит. И встанет только завтра утром. И тогда вы сможете ее расспросить, о чем угодно.
– Почему вы все время чините мне препятствия, – спросил он, – если совершенно очевидно, что вы знакомы с Марой Джеймсон?
– Из чего же это следует? – спросила, в свою очередь, Энн. Она была высока и элегантна и обладала богатыми навыками общения с самыми разными людьми. Очевидно, работая в гостинице, ей доводилось иметь дело и с пьяницами, и с сопляками, и с хамами. Но и Патрик отличался незаурядным терпением.
– Леди, – сказал Патрик, стараясь сохранять вежливость, – это следует из того, что у вас глаза чуть не выскочили из орбит, едва вы взглянули на фото. А также из того, что вы направили меня по ложным следам в дом несчастной Марлены. Какого черта? Что вы обо мне знаете? А если бы я был серийным убийцей? Меня, человека совершенно вам не знакомого, вы посылаете в дом своей подруги якобы поспать. Да и еще из того, что она рассказала мне о «Нанук».
– Простите, что вы сказали? – встрепенулась Энн, и это слово эхом отозвалось в устах нескольких женщин, стоявших позади нее и глядевших на Патрика с нескрываемой злобой.
– Я сказал «Нанук». Она мне рассказала, что они помогли ей пережить развод. Вот тут-то я все и понял.
– И что же вы поняли? – спросила одна из женщин.
– Она поведала, что это племя женщин-воительниц, – ответил он. – Некое древнее сообщество дам, облачавшихся в одежды из рассвета, заката или что-то в этом роде.
– Древнее, – усмехнулась одна из женщин.
– В Северное сияние, а не в рассвет и не в закат, – подсказал кто-то еще.
– «Нанук» – это мы, – объяснила Энн. – Мы клуб друзей.
– Друзей? – И Патрик скользнул взглядом у них над головами по плакату с рекламой морских экскурсий; над морской гладью вздымался хвост кита.
– Да, мы помогаем друг другу.
Патрик озабоченно замолк. Если это так… Он свел воедино все, что увидел здесь, с вышивкой на очечнике Мэйв. Той маленькой вещицей на ее столе, постоянно лежавшей на ее столике, на стопке книг. На кремовом фоне очечника разными оттенками синей пряжи было вышито печатными буквами слово «Нанук» и очертания китового хвоста, нитки которого почти истерлись.
– Если это так, – сказал Патрик, – то я уверен, что Мара Джеймсон является членом вашего клуба.
– Мы не знаем никакой Мары Джеймсон, – сказала Энн, когда Патрик пустил фотокарточку по рукам тех, кто стоял рядом.
– Вы можете не знать ее под этим именем, – ответил он, – но она здесь, я это знаю точно. И у нее есть девятилетняя дочь.
Мариса и Джессика сидели в кабинете Энн, примыкавшему к холлу, и наблюдали за происходившим через стеклянную дверь. Энн предупредила Марису о приезде следователя. Она перехватила Марису и Джессику раньше, еще тогда, когда они пришли с последней доставкой сосновых подушек. По той же причине – появления отставного офицера полиции, ведущего поиск женщины, исчезнувшей девять лет назад, – Энн созвала на встречу всех женщин «Нанук», чтобы решить, как действовать.
Некоторые женщины, ставшие некогда жертвами домашнего насилия, укрывались от розысков, ведущихся полицией и судебными органами. Правовая система не понимала и не принимала данной проблемы. Чиновники видели внешнюю сторону вещей: с одной стороны, симпатичного, умеющего убеждать мужчину вроде Теда, с другой – издерганную, истеричную, скрытную женщину вроде Марисы и потому держали, как правило, сторону мужа.
Когда однажды Мариса обратилась в суд с просьбой оградить ее от издевательств со стороны супруга, судья отказался выдать ей соответствующий документ на том основании, что у нее на теле не было видимых следов физического насилия, побоев и что с момента угроз прошло более десяти часов. Марису била нервная дрожь, когда она вышла из суда. Как могла она объяснить, что была в таком шоке, что едва помнила все подробности разговора с мужем, когда он схватил ее за волосы и пригрозил, что если она когда-нибудь попытается сбежать от него, то не поздоровится ни ей, ни ее дочери.
Мариса знала, что некоторые «Нанук» – те, что были старше, мудрее и успели полностью оправиться от пережитых потрясений, – имели сходные отношения с полицией. Это знала и Энн, потому и не хотела что- либо предпринимать, не посоветовавшись с остальными. Мариса действительно нуждалась в дружеском совете, как ей следует себя вести наиболее разумным образом.
– Если ты все расскажешь этому следователю, то, может быть, Теда посадят в тюрьму? – раздумывала Джессика, подглядывая через стекло на толпу в холле.
– А что, если нет? – отвечала Мариса.
– Но он же убил Тэлли.
– Я знаю, милая.
– И пригрозил, что нам тоже не поздоровится.
– Правильно, но именно поэтому я соблюдаю осторожность. Обвинить Теда не значит обезопасить себя.
– Ты хочешь сказать, что нам могут не поверить?
Да, – ответила Мариса, избегая смотреть в глаза Джессике. Потому что сама не была в этом уверена. Тогда, сбежав от мужа, она пребывала в таком страхе, что совершенно утратила ощущение собственной значимости, просто личности. Но ей хватило сил, чтобы укрыть дочь от грозившей ей беды. За последний месяц она обрела друзей в лице этих замечательных женщин, и они поверили ей – каждая. И это дало Марисе силы заново обрести веру в себя.
– А что плохого в том, если мы ему все расскажем? – спросила Джессика. – Мы ведь сообщили всем «Нанук» наши настоящие имена. Теперь можно было бы пойти и рассказать все этому полицейскому. И он арестовал бы Теда.
– Гм-м.
– И тогда мы могли бы поехать домой и повидаться с друзьями. И с тетей Сэм. Конечно, с Кейп-Хок мы уже ни за что не расстанемся, потому что тогда я бы ужасно скучала по Роуз. Но скажи, мама, разве тебе не хочется иметь возможность побывать дома? Если бы нам вдруг захотелось?
– Хочется, – спокойно ответила Мариса, испытывая при этом невыносимую тоску по прежней жизни.
– И мне тоже. Пойдем выйдем туда, к ним, мама.
– Ты уверена? Думаешь, это будет правильно?
Дочь посмотрела на нее долгим, твердым взглядом.
Потом наклонила головку и коснулась маминой щеки. В глазах ее была просьба, и Мариса поняла, что сейчас скажет дочь, прежде чем она произнесла это:
– Ты мама. Тебе решать.
И Мариса знала, что она права. Она поцеловала дочь в макушку, набрала воздуху и открыла дверь. Потому что она мама и ей решать.
