волосы, когда она появилась у нас, почти под мальчика. Сначала она носила очки в черепаховой оправе и всячески старалась скрыть беременность под просторными рубашками. Но немного погодя волосы отросли, а очки исчезли. Наверное, она почувствовала себя увереннее, безопаснее.
– В конце концов она начала что-то говорить о своем неудачном браке, – рассказывала Синди Марисе. – Это было началом ее исцеления. Когда она нам открылась. Мы ни о чем не расспрашивали, не влезали в подробности, не выясняли, откуда она родом. Какая разница. Просто хотелось помочь ей осознать, что она не заслуживала такого отношения со стороны мужа.
– Я с самого начала знала, кто она такая, – спокойно сказала Марлена. – У меня стоит спутниковая тарелка, и я ловлю местные новости из Штатов. Ее история меня просто поразила – еще до того, как она появилась у нас. Муж, который всем так нравился, такой красивый, такой популярный, молодая красивая жена ростом пять футов, к тому же беременная, с подкупающе-лучезарной улыбкой – как ни у кого.
– И что же? – спросила Мариса.
– А то, что мне непременно нужно было знать: они и вправду были образцовыми супругами? Или же он ее убийца? Неужели он совершил идеальное убийство, не оставив ровно никаких улик?
– Хорошие вопросы, – оценил детектив Мерфи, который, прохаживаясь рядом, прислушивался к разговору. – Очень хорошие вопросы.
– Скажите, вы вели это дело? – спросила его Мариса.
– Да, – ответил он. У него были ярко-рыжие волосы с легкой сединой на висках, лицо, покрытое веснушками, и чудесная улыбка, поразившая Марису, когда он вдруг обнаружил свое умение улыбаться. Он производил впечатление вполне уравновешенного человека, а вовсе не одержимого безумца, каковым она его почему-то представляла.
– И что вы думали? Вы считали, что ее убил муж?
– Я был уверен в этом, – признался он.
– Почему? – расспрашивала Мариса.
Он смотрел сквозь толпу непосредственно на нее, как будто они были в холле вдвоем.
– Потому что он скверный парень.
– Откуда вы знаете? Особенно теперь, когда Мара – Лили нашлась и ясно, что он никого не убивал. Почему же вы продолжаете настаивать, что он скверный парень?
Патрик Мерфи смотрел на нее так пристально, словно хотел прочесть ее историю по глазам. Если бы ему это удалось, подумала она, то и ее мужа он тоже счел бы скверным парнем.
– Потому что я видел кровь на кухне.
– Но она же сама сказала, что он ее не бил.
Патрик пожал плечами.
– Я видел кровь, – сказал он. – Ведь как-то она там оказалась. И ее было море, как будто кто-то некоторое время просто истекал ею. Он сбил ее с ног, и если при этом прикинулся, что это нечаянно и она сама виновата, потому что ненормальная, так это еще хуже. В первый год я опросил огромное количество людей. Мара Джеймсон всячески выгораживала мужа, сочиняла легенды о счастливом браке. На самом деле брак счастливым не был и человек он – скверный.
– И он… по-прежнему на свободе?
Патрик кивнул. В это время Энн принялась вытаскивать из своего кабинета всякие вещи: корзинку с сосновыми подушечками, опорную стойку с плакатом и портретами Лили и Роуз и прочую всячину. Вместе с Марленой они расставили все по местам за стойкой портье. Все это Энн припрятала, как только Патрик начал задавать подозрительные вопросы, потому что поняла, что он непременно узнает Лили на плакате.
Мариса увидела, что Патрик смотрит на стойку, заваленную CD, постерами, фотографиями групп ирландской музыки, которые должны были участвовать в приближающемся музыкальном фестивале. На губах его появилась легкая улыбка.
– Чему вы улыбаетесь? – полюбопытствовала Мариса.
– Вот этому. – И Патрик указал на груду CD. – Мир, в котором есть такая музыка, вовсе не так уж плох.
– А я в юности играла на скрипке, – призналась Мариса, разглядывая афишу одной из групп и при этом вспоминая другую: две девушки в белых платьях с гитарами и скрипками, а над ними – два слова: «Падшие Ангелы». – И пока я училась в медицинском колледже, я играла по пятницам в ирландских барах.
– Может быть, когда-нибудь вы снова вернетесь к музыке, – сказал он.
Тут к ним подошла Джессика:
– Мам, можно мне переночевать у Элли?
– Я не против! – заверила Синди.
Под глубоким впечатлением от разговора с Патриком Мерфи, Мариса поблагодарила его и направилась к Синди и Элли обсудить подробности. Джессике выделят пижаму и завтра днем доставят девочку домой. Мариса согласилась. Она обрадовалась, что Элли пригласила Джессику к себе: ей хотелось побыть сегодня одной. Кое-что обдумать и кое-что выяснить.
Она поцеловала дочку, попрощалась с друзьями и пожала руку Патрику Мерфи. Он на секунду задержал ее руку в своей. Мариса взглянула ему в глаза – синие, чем-то встревоженные – и прочла в них вопрос. Он спрашивал ее о том, о чем сейчас не было возможности рассказать; она почти услышала слова, которые он не произнес – «У вас все в порядке?»
Он уже не полицейский, он вышел в отставку. И это не входит – и никогда не входило – в его компетенцию.
Мариса приоткрыла рот, мучительно желая задать ему вопрос личного свойства, о себе самой. Но ей показалось, что это было бы очень бесцеремонно. Это же вовсе не его проблемы. К тому же Мариса относилась к той категории людей, которые не любят просить особенно помощи.
– Не забывайте эту музыку! – крикнул он ей вдогонку.
И вот она вышла на улицу, направилась к машине, села и поехала мимо каменного въезда на парковку гостиницы. Над опаловым заливом небо было усыпано звездами. Сквозь раскрытые окна доносились крики ночных птиц. Ей представились их золотые глаза, провожавшие ее по пути к дому. Это был ночной караул, охранявший ее от всякого зла. Сосновый лес, обрамлявший дорогу, ветви, смыкавшиеся над головой.
Джессика уже совсем прижилась в Кейп-Хок. Мариса вспоминала все то доброе, что произошло с ними по приезде. Привязанность Джессики к Роуз была так глубока и искренна, что вдохновила ее на подвиг с хвойными подушками и украшениями из шишек. Мариса испытывала гордость оттого, что воспитала ребенка, способного на подобные действия из великодушия.
Она включила стереомагнитолу. Услышав «Аврору» группы «Спирит» – любимую песню Джессики, – она быстро поменяла CD. Вот и еще одна испорченная вещь. Мариса ехала и размышляла о том прекрасном, что разрушил в ее жизни человек, которого она так сильно любила. Несмотря на слова Патрика по поводу музыки, сейчас ее звуки вызывали в ней только чувство боли.
Поскольку Джессики в машине не было, Мариса позволили себе большую свободу в проявлении эмоций, накопившихся в глубине ее души, ставших частью сердца и костяка. Они будили ее по ночам, как слабые землетрясения. Вокруг поднимались скалы, деревья поглощали ее всхлипывания. И так она ехала, давая выход чувствам.
Она представила Лили с Лаэмом и Роуз, момент оглашения ее настоящего имени, открытый разговор о ее подлинной истории, – как же ей хотелось, чтобы это случилось и с ней. Она скучала по матери. Ей пришлось отказаться от стольких дорогих сердцу вещей, брошенных при бегстве от Теда. Но теперь все это слилось воедино и воплотилось в безумном желании повидать маму.
Она припарковалась за домом, открыла дверцу машины и еще немного посидела так, вбирая в себя ароматы леса и моря, насыщенные сосной и дикими ягодами, солью и вербеной, крепкими и пьянящими, как доброе летнее вино. Мариса дышала этим воздухом и понимала, что попала сюда не случайно. Встреча с Лили и сестрами «Нанук» придала ей силы.
Хватит ли их, чтобы сделать следующий шаг? Она сомневалась.
Она захлопнула дверцу машины, чутко прислушиваясь к шорохам кустарника и готовая к появлению того, кто мог там скрываться, – да, она была далеко от Бостона и Теда, но тем не менее бдительности не теряла.
