— Не надо.
— Ты же помнишь этот дом, — шепнул он. — Ты не смогла бы сейчас в нем жить, если б не думала о нас, если б тебе было неприятно все это вспоминать.
— Этот дом… — Дейзи грустно покачала головой. Он хочет знать, вспоминает ли она, как они впервые занимались здесь любовью, когда оба были молоды и полны страсти и думали, что это всего лишь короткий летний роман.
— Помнишь? — спросил он, целуя ее в затылок.
Она пыталась сопротивляться, но воспоминания уже разбудили дремавшие чувства. Дейзи взяла Джеймса за руку. Он поцеловал ее в щеку. Она откинула голову, и он стал целовать ее шею и плечи.
Наконец она разрешила ему поцеловать ее в губы. Но Джеймсу этого было уже мало, его пальцы начали расстегивать пуговицы на ее рубашке.
— Признайся, — шепнул он, — на медальоне мы с тобой, да?
— Да.
Сердце Джеймса забилось быстрее. Все тринадцать лет разлуки и все те годы, что они были вместе, он был готов отдать жизнь за Дейзи, и все свои ошибки, даже самые роковые, он совершил лишь потому, что очень сильно ее любил.
— Я никогда не переставал тебя любить, — признался он, когда они уже лежали в постели.
— Во всем, что я делала, был ты, — тихо сказала она. — Во всех ожерельях, которые приносили счастье другим. Только ты. Я вкладывала в них нашу любовь, потому что тебя не было рядом. Потому что мы не смогли сохранить то, что имели.
— Мы еще можем все вернуть, Дейзи.
— Так не получится.
— А как получится?
Она заплакала.
— Нам придется все начать сначала.
Они словно упали в реку и отчаянно хватались друг за друга. Бурный поток нес их с собой по древнему руслу из гладких, обкатанных водой камней.
— Мы еще можем все вернуть, — повторил он. — Прямо сейчас.
Они были там вдвоем, в уютном теплом доме, где неярко горят свечи и потрескивают в камине дрова, в то время как он вынужден мерзнуть снаружи.
Страж посмотрел в бинокль. Женщина задернула занавески, но в одном месте остался просвет, и он видел, как они целуются.
Неподалеку хрустнула ветка, и он настороженно замер. Кто-то шел по тропинке. Страж нырнул в кусты. Человек приближался. Но в темноте он вряд ли разглядит на снегу следы.
Мужчина остановился на том самом месте, где мгновение назад стоял Страж и откуда лучше всего видно, что происходит в доме. У Стража были причины подсматривать — он собирал информацию, а этот, видимо, из тех, кому доставляет удовольствие заглядывать в чужие окна.
Постояв с минуту, мужчина ушел, так и не заметив следов, ведущих в заросли чапареля. Вот так всегда, подумал Страж. Он повсюду оставляет следы, а они чаще всего не видят даже то, что у них под самым носом. Пока что улик у них совсем мало. Ничего, со временем будет больше.
Мороз пробирал до костей, пора было уходить. Иногда он ночевал в амбарах, иногда — в подвалах домов. Но свой основной лагерь он разбил на утесе неподалеку. Поставил палатку, наладил керосинку. В ста метрах вверх по склону у Стража был наблюдательный пункт, ранчо оттуда просматривалось как на ладони. Это был его театр. Из своего логова он следил за разыгрывающимся внизу спектаклем. Они тоже могли бы его увидеть, если б догадались поднять голову.
Луиза не могла не признать, что Альма умеет ухаживать за больными. Она восхищалась ее терпением, тем, как уважительно сиделка относится к своему пациенту. Впрочем, если б было иначе, Луиза немедленно дала бы ей расчет.
Налив себе кофе, Луиза подошла к кухонному столу, за которым Альма разгадывала кроссворд.
— Я не помешаю?
— Нет, — ответила Альма, но по ее тону было ясно, что она не расположена к общению.
Сделав вид, что ничего не заметила, Луиза села и раскрыла книжку про болезнь Альцгеймера, которую недавно купила. На глаза ей попалась фраза «прогрессирующее нарушение функций участков мозга, отвечающих за память и поведение». «Прогрессирующее». Она захлопнула книгу.
— Альма, расскажите немного о себе, — попросила она.
— О себе? — недоуменно переспросила та.
— Почему вы стали сиделкой?
Альма пожала плечами:
— Я долго ухаживала за мамой, когда она болела. У меня хорошо получалось. И я подумала: за мамой я ухаживала бесплатно, но ведь этим можно и зарабатывать?
— Разумно.
— Тамми говорила… — начала Альма.
— Что?
— Да так, не важно. Не хочу лезть в ваши семейные дела.
— Перестаньте. Ваша сестра замужем за моим племянником, так что мы практически родственницы.
— Ну, она говорила, здесь живете только вы и двое Такеров. Про невестку она не упоминала.
— Вы имеете в виду Дейзи? А какая вам разница, живет она здесь или нет?
— Да в общем никакой. — Альма снова уткнулась в кроссворд.
— Но вас что-то заставило о ней заговорить.
— Ну, просто… Я слышала, ей не везет с детьми. Сын погиб, а теперь вот и дочь из дома сбежала. А она ведь из богатых, не нам чета.
— У всех матерей жизнь нелегкая.
Альма поджала губы и пристально взглянула на Луизу.
— Такова уж материнская доля, — продолжала та. — Все мечтают о счастье, думают, те, у кого есть деньги на дорогие игрушки, не знают забот со своими детьми. Только это сказки. И королевы в волшебных замках страдают точно так же, как мы с вами.
— У моих детей игрушек, считай, и не было.
— Но вы ведь все равно их любите.
— Люблю. Только не знаю, насколько еще хватит моего терпения. — Альма сокрушенно покачала головой. — Один в тюрьме, и второй по краю ходит. Узнай он, что я здесь работаю, на аркане бы меня отсюда уволок.
— А почему ему должно не понравиться, что вы здесь работаете?
— Наслушался рассказов дяди Тодда и, видно, решил, что, если б не Такеры, мы бы тоже могли быть богатыми.
— Эта вражда давно закончилась, — сказала Луиза.
— Некоторые любят раздувать тлеющие головешки.
— И Тодд из их числа. Он дружит с вашими сыновьями?
— Да.
— Вы не сказали им, куда едете?
Альма отрицательно помотала головой.
— Да я и не могла им сказать. Я ж говорила, один сидит за потасовку в баре, а другой дома и не показывается. Школу бросил, пьет, как отец и брат, и живет где-то в горах.
— В каких горах?
— Уинд-Ривер. Говорит, надо учиться выживать в суровых условиях. Когда он был маленьким, я не
