Это была ваза. Индийская. Металлическая. По виду – очень тяжелая. С узким горлышком, что облегчало использование ее в качестве оружия.
Женька дрогнул, сделал шаг назад… и тут его больно стукнули по затылку.
Уже падая, Женька услышал Викин голос:
– Ой! Это кто?.. Пап! Ты чего?!
…В чувство Женю приводили даже не оплеухами – скорее зуботычинами. «Это папа вазой, что ли?» – вяло подумал Женька и открыл глаза.
Били его не вазой, а рукой. И не папа, а сама Вика.
– Ты что, кретин, наплел! Нет у меня ребенка! И не было! Тем более от тебя! Просто задержка была, ясно?! Придурок!!!
– Пошли, Димон, пыхнем, – позвал Колюня.
Дима еще ни разу не начинал день с сигареты, но тут, не задумываясь, развернулся и пошел.
В школу идти не хотелось. Настроение было отвратительное. Дима даже не обратил внимания на то, что за углом, где обычно смолили два-три человека, собрался почти весь класс.
Ему дали сигарету, он втянул в себя едкий дым, закашлялся.
«Какая мерзость! – пронеслось в голове. – Зачем я это делаю?»
Он с отвращением выбросил окурок и развернулся, чтобы уйти.
– Да ты не кони, Димон, Рябцеву мы обломаем, – улыбнулся Денис.
– Что? – переспросил Дима.
– Ты же с нами, да? – нежно пропела в другое ухо Эля.
– Димочка, мы так тебя любим! – нежно прижалась к его плечу Алена.
– Хорошо, что ты к нам в класс попал!
– А Рябцеву эту мы научим себя вести!
– А не нравится, пусть валит, откуда пришла!
– Она бы свалила, но некуда идти, – криво ухмыльнулся Дима.
– А это ее проблемы! – заявила Эля. – Ты ей так и скажи!
– Я боюсь, она меня не послушает, – отмахнулся Дима.
– Да? – Эля почему-то обрадовалась. – Вот и хорошо!
Алена кинулась к Диме на шею, и его сердце немножко оттаяло.
«Не буду говорить им, что про Кошку они не правы! – решил Дима. – Зачем зря людей обижать!»
А где-то возле затылка шевельнулась подленькая задняя мысль: а может быть, не так уж все неправы по поводу Юли?
– Все готово! – заявил Молчун и часто задышал в трубку.
Женя с большим трудом сообразил, что речь идет о грамоте. Последние события начисто выбили у него из головы все, что не касалось нерожденных детей и металлических ваз.
– И что? – спросил Женя.
– Через час принесу. Журналистов надо звать. Но если ты не можешь, то я сам.
У Женя появился огромный соблазн. С трудом он заставил себя отбросить мысль о том, что он сейчас останется дома и будет лежать на спасительном диване, завернувшись в плед, а в это время Птицы со всем сами разберутся. И какая вообще разница, будет ли существовать дальше 34-я школа? Какая ему разница, что будет дальше, ведь его собственная жизнь разбита. И дальнейшее существование вообще не имеет смысла.
– Женя? – спросил Молчун.
– Встречаемся через час, – прошептал Женя.
Откашлялся. Посмотрел на себя в зеркало.
– Встречаемся через час, – повторил он вполне твердо и четко. – Действуем по плану.
– Хорошо, – сказал Молчун и отключился.
А Женя строевым шагом отправился в душ.
План был разработан давно и в мельчайших подробностях. Здание 34-й школы охранялась, но без фанатизма и знакомыми сторожами. Впалыч договорился с ними, и его пускали туда в библиотеку и в бывший кабинет. А последнее время сторож стал и бывших учеников тихонечко пускать в помещение.
Библиотека школы располагалась в подвале и, кроме новых учебников, содержала еще и исторический фонд – то, что осталось от хозяйки усадьбы. И именно там, в шкатулке с двойным дном бывшие ученики 34-й школы «случайно наткнулись на исторический документ чрезвычайной важности»…
Бедный директор 33-й школы чуть не упал со стула, когда в утренних новостях опять увидел своих учеников.
Дима и Женя чуть не рвали друг у друга микрофон и бойко рассказывали о какой-то сенсационной находке. Потом пошел комментарий специалистов. Сначала директор музея Костевича подтвердила подлинность бумаги и почерк, очень похожий на почерк Костевича. Очень похожий.
Потом журналистка с восторженным лицом рассказывала потрясающую историю любви и героизм некой Анны Ордынцевой, которая прославила бы наш город, если бы…
Павел Сергеевич потряс головой. Он никак не мог уловить смысл, пытался сообразить, что опять натворили эти неугомонные питомцы Впалыча. И главное, чем это аукнется ему лично и всей 33-й школе.
На работу Павел Сергеевич шел с тяжелым сердцем. И не зря.
Школа гудела, как осиное гнездо, со всех сторон только и слышались обрывки разговоров про телевизор и расследование. Таня вскочила по стойке «смирно», когда директор вошел в приемную.
– А я вам чай приготовила! – бодро отрапортовала она.
На секретарше красовался темно-синий костюм с юбкой до пола, в руке она комкала салфетку, которой только что лихорадочно стирала косметику. На лице остались черные разводы, и больше всего она походила на перепуганного вусмерть десантника.
– Зайди, – буркнул Павел Сергеевич.
Секретарша зашла, стараясь не стучать каблуками.
– Что случилось? Кратко и емко.
Таня, сообразив, что в этот раз орать на нее не будут, выдохнула и начала рассказ:
– Вчера Антонов и Кудрявцев в библиотеке 34-й школы нашли уникальное письмо. Его написал Костевич Анне Ордынцевой – хозяйке усадьбы. И из письма получается, что Анна поехала с ним в Сибирь под именем его жены.
– И все? – с облегчением спросил директор.
– Ну да.
– И почему такой шум?
– Ну как… Получается, что у нас в городе жила настоящая жена декабриста! И еще получается, что этот дом сносить нельзя, он – историческая ценность. Вот журналисты и схватились.
– Ладно, – директор одним глотком выпил чай, – декабристы – это… прилично. Вроде бы скандала быть не должно.
Таня старательно закивала.
– И умойся ты, – совсем уже миролюбиво сказал директор. – А потом можешь накраситься. Чуть-чуть, без фанатизма!
Секретарша чуть не расплакалась от благодарности, но ограничилась писклявым «спасибо».
Шум получился на славу. Жена декабриста, да еще любимого местными историками Костевича, – это круче любого флэшмоба. Женька легкомысленно дал свой телефон в качестве контактного, и сто раз потом пожалел. Мобильник верещал не переставая, звонили и из бульварных газет, и из научных изданий, с радио, от имени каких-то интернет-сообществ. Особенно доставала суматошная тетенька из Фонда Костевича (оказалось, есть в городе и такой). Она настаивала, чтобы бесценную находку передали в Фонд, где идеальные условия хранения и отличные специалисты, в частности сама суматошная тетка.
– Да мы тут причем? – охрипшим голосом отвечал Женька. – Это вам в музей надо обращаться, письмо
