раструбят по всем каналам: с новостями в городе напряженка, а журналистов хлебом не корми, дай кого- нибудь разоблачить. В-третьих, всех собак за эту подделку собираются повесить на директора, поскольку грубый подлог совершили его ученики.
– Павел Сергеевич, а вы любите свою школу? – спросил Впалыч.
– Что? – директор замер на полуслове.
– Если бы ученики хотели спасти вашу школу, вы бы тоже на них злились?
– Спасти? Школу?! Не смешите меня!
– А зачем они все это, по-вашему, затеяли?
– Знаете что, дорогой Виктор Павлович, у меня нет времени разбираться со всем, что творят ваши гениальные воспитанники! Я знаю, что без вас мы жили спокойно, а как они появились, у меня бесконечные, слышите, просто бесконечные проблемы! Вы что думаете, мне заняться больше нечем? Через неделю санстанция, потом министерская проверка, потом… Потом еще что-нибудь придумают! Мне без «ваших» забот хватало выше головы!
Впалыч грустно улыбнулся.
Директор взвился.
– Только не надо мне рассказывать про то, что дети – это наша главная ценность, и другие прописные истины педагогики. Вы б бумажек с мое позаполняли! И на совещаниях посидели бы… С мое…
Павел Семенович с раздражением отбросил в сторону ручку, которую теребил в руках.
– Ну что у них за способность создавать себе проблемы, а? Кто просил Кудрявцева лезть к родителям этой… красотки. Зачем ему это было нужно?
Впалыч опять выразительно пожал плечами.
– Честь прекрасной дамы решил защитить? Там уже давно защищать нечего. Начитались романов и устраивают себе проблемы на ровном месте. Наивные они у вас. Не приспособленные к жизни.
– А может, это жизнь к ним не приспособлена? – спросил Впалыч.
Птицы сидели во дворе на жердочке. Выглядели они уставшими и потрепанными. Уж больно странный голос был у Впалыча, когда он их обзванивал.
Виктор Павлович вышел к ним и с трудом подавил в себе порыв обнять.
– Ругаться будете? – спросил Дима.
– А есть за что?
– Нет, – твердо ответила Кошка.
Хотя под сердитым взглядом Димки тут же смутилась и быстро опустила глаза.
– То есть меня есть за что… Я сама виновата. Во всем. Не надо было мне всех злить…
– Меня отправят в спецшколу? – спросил Артем.
– Мне нельзя будет с нашими разговаривать? – испугалась Анечка.
– Вы зачем письмо подделали, аферисты? – устало произнес Впалыч, опускаясь на жердочку рядом с подопечными.
Никто не стал спорить, только Кошка буркнула:
– А я говорила, что нужно над текстом еще поработать…
– Да текст как раз подозрения не вызвал.
– А что? – удивился Женя. – Бумага настоящая, чернила сделали по старому рецепту, писали гусиным пером…
Виктор Павлович хмыкнул:
– Там тоже не дураки сидят. Проверили, насколько чернила впитались.
– Поторопились, – огорчился Дима. – Надо было пару недель выдержать.
– Ага! – взвилась Кошка. – Да за это время на месте нашей школы уже руины были бы!
– Можно было в печи, – Молчун полез за планшетом. – Искусственно состарить…
Впалыч тяжело вздохнул:
– Не ту проблему решаете, пернатые. Вас чуть ли не из школы гнать хотят за ваши художества.
– Ну и ладно! – мотнула головой Кошка. – Мы и в другой школе устроим!
– Это если вас возьмут всех вместе в одну школу. Что, с учетом обстоятельств, вряд ли.
Все снова поникли. Теперь они действительно напоминали стаю грустных разномастных птиц: взъерошенный воробушек Аня, настороженный дрозд Молчун, аккуратный голубь Димка, нервная трясогузка Юля и печальный гусь Женька.
– Не выгонят! – вдруг заявила Кошка. – Знаете, как нас на карате учили? «Падая – нападай!»
«Стая» встрепенулась. Они уже были готовы ввязаться в новую авантюру.
«А может, – подумал Впалыч, – не такие уж они у меня неприспособленные?»
Колюня с парой приятелей подловили Димку возле самого подъезда:
– Ну что, стукач, пойдем выйдем!
Димке стало смешно.
– Так мы уже вышли!
– Юморист, да? Шутник? – Колюня заводил себя в полном соответствии с дворовым этикетом. – Сейчас ты у меня пошутишь…
Но Димке было не до этикета, он спешил к своим – надо было утрясти последние детали завтрашнего серьезного разговора.
– Колюнь, – сказал он мягко, – я на тебя стучал? Или на твоих… братьев по разуму?
– На меня – нет… И чё? На Эльку стучал…
– А ты, значит, ее рыцарь? Парень? Бойфренд?
Колюня смутился. Он, конечно, был за «понятия», но признать себя Элькиным бойфрендом ну никак не мог. Да и не хотел.
– Причем тут?.. Раз настучал – значит, стукач! А со стукачами…
– Твоя Элька, – ровным голосом продолжал Димка, – стерва и сволочь. Она Юльку подставила, хотела, чтобы ее из школы выгнали. Или ментам сдали.
Колюня сглотнул и заморгал. Он не любил людей, которые кого-нибудь сдают ментам.
– Вот и получается, что Элька за что боролась, то и получила.
Колюня замотал головой. Он явно запутался.
– Ну смотри, – Димка перешел на язык примеров, – вот если я тебе в глаз дам, ты ответишь?
– Я тебе так отвечу!..
– Вот видишь! На удар надо отвечать ударом. На подставу– подставой. Все честно!
Это окончательно замутило неизобретательный мозг Колюни. Он беспомощно оглянулся на секундантов, но те вообще не понимали, что тут происходит.
– Ладно, – сдался Колюня после мучительной внутренней борьбы, – живи пока. Но чтоб не стучал, понял?
– Не буду, – пообещал Дима. – И бухать с вами больше не буду… То есть вообще бухать не буду. И курить. Это как какашки жевать.
– Ты чего? – Колюня смотрел на Димку как в первый раз. – Прикольно же…
– Ага. Вон, возле гастронома каждое утро собираются такие… прикольные. Чирики сшибают на пиво. Извините, мужики, у меня реально важное дело.
И Дима ушел, не отказав себе в удовольствии на прощание пожать неживую, как у манекена, ладонь Колюни.
Хотя мероприятие называлось «расширенное заседание научного совета музея», больше всего оно напоминало выездную сессию инквизиции. Два года назад Птицы ее изображали, но тогда они были в роли судей, очень повеселились, добиваясь от Ворона признания того, что Земля плоская. В шкуре подсудимых это оказалось не так весело.
Кроме самих сотрудников музея за длинным столом сидели несколько чиновников районного масштаба, задумчивые женщины из РОНО, несчастный Павел Семенович и торжествующая Злыдня. Виктор Павлович тоже расположился за столом, но так отдельно, что Птицы не поняли, входит он в комиссию или нет. Человек пять журналисток с диктофонами наперевес и два свирепого вида фотографа готовились выжать этот информационный повод досуха. Телеоператор с важным видом водил камерой, словно
