«Неужели это правда? Я уже и думать забыл, думал, все-таки розыгрыш, а тут на тебе! Господи, слава богу, хоть адрес написала». Такие мысли пронеслись в мозгу молодого человека. Он с нетерпением распечатал конверт. На этот раз он не увидел крупного почерка, рисунков и много листов. Его взгляду предстал один печатный лист, который был исписан не полностью. Письмо было напечатано четко и гладко и от него веяло каким-то холодком. Саша углубился в чтение.
«Здравствуйте, Саша!
Возможно, Вы меня уже забыли, а возможно, и не читали моего письма. Но все же я пишу Вам снова. В том письме я написала Вам, что больше не буду писать и мешать Вам жить спокойно. Но тогда я ошиблась. Я думала, что смогу сама выдержать тот камнепад любви, который обрушился на меня, но я оказалась гораздо слабее силы, посланной мне свыше. А сердце накопило неизлитую силу, чтобы переступить любую преграду на его пути. И я пишу. Пишу Вам вновь. Не требую, прошу ответить мне хоть что-нибудь. Обрадуйте хотя бы строчкой, хотя бы словом письма, написанного сердцем и посланного из души.
P.S. Теперь я Вам не напишу, что это глупо и наивно. Потому что, если человек любит, — это не наивно, а серьезно, если человек верит — это не глупо, а очень важно.
ЛЮБЛЮ, ВЕРЮ, НАДЕЮСЬ. Лена».
Судите сами, письмо написано так трогательно, столько в нем мольбы и надежды, что просто грех не написать ответ. Так же подумал и наш журналист. Он сел за машинку и решил написать письмо в том же тоне. Но листов бумаги больше не оказалось — он все исписал при своей плодотворной работе. Саша полез в ящик стола — там тоже было пусто. На столе лежал один-единственный подкладной лист, который он подкладывал, для того чтобы в чистовом листе не пробивались дырочки от букв. Этот лист был весь в дырочках и вмятинках, но выхода у Саши не было. Он хотел отправить письмо как можно скорее. Тем более, что послезавтра… Новый год. За заботами он совершенно забыл об этом. Он вставил этот страшный лист в машинку и задумался. Пальцы почему-то дрожали и попадали все время не на те клавиши.
«Здравствуйте, Лена!
Поздравляю Вас с Новым годом! Честно говоря, Вы меня обескуражили своей смелостью и шерлокхолмсовскими качествами профессионального сыщика. При этом Вы настолько скрытны и не оставляете никаких следов, что обратную связь с Вами наладить невозможно. Слава богу, что в последнем письме Вы указали свой адрес.
Я уведомляю Вас сим посланием, что больше не живу по старому адресу, поэтому Ваши письма просто пропадут, что я считаю несправедливым. Если Вы хотите со мной связаться напрямую, то позвоните по телефону, который я укажу в конце письма или сообщите Ваш телефон, я Вам позвоню.
Александр Надеждин».
Закончив письмо, которое Саша писал, слегка подкрепившись рюмочкой коньяка, для того, чтобы пальцы не дрожали, да и вообще, чтобы спокойнее написать письмо, без волнений, он занялся поисками конверта, которые ни к чему не привели. И письмо осталось дожидаться своей отправки до того момента, пока его хозяин не соизволит купить конверт. А хозяин купит конверт не скоро. Подготовка к Новому году, затем празднование Нового года, потом отдых от празднования — все это очень отдалило отправку конверта с письмом.
Новый год Саша отпраздновал очень хорошо, просто замечательно, хотя я не сторонница таких праздников. Конечно, было очень весело, но вряд ли Саша что-либо запомнил, может, только то, что праздник был. И все! Память будто стерлась сама собой, непроизвольно. И Александр, конечно, забыл о своем письме, которое лежало в ящике стола и тосковало по своему адресату. И только по истечении десяти дней после праздника, когда герой чьего-то романа «очухался» в полном смысле этого слова, да простит меня мой добрый читатель, он за чем-то полез в ящик стола и случайно наткнулся на сложенный вчетверо лист бумаги. Заинтересовался, что бы это могло быть? Развернув лист, он так и обомлел. Ну, как можно было забыть, Саша?! Ведь она ждет этого письма, «написанного сердцем и посланного из души» в кавычках, как ни жаль! Сейчас же беги вниз и купи в ближайшем ларьке конверт!
Вот и настала та самая крайняя ситуация, когда понадобилась моя помощь! Вот я уже вижу его из окна, покупает конверт. Побежал домой… Честно говоря, я не люблю прибегать к таким насильственным методам рассказа. Мне не нравится, когда писатель, пользуясь своей силой, управляет своими героями как марионетками. Я всегда стараюсь давать как можно больше свободы герою. Но в этом случае я просто вынуждена была вмешаться, иначе он положил бы письмо обратно в ящик, посчитав его отправку пустой затеей.
Сейчас, после долгих поисков обратного адреса, Саша пишет его на своем конверте. Сегодня вечером он отправит письмо. А через два дня письмо придет к тому, кто его так долго ждал.
Отправив письмо, Саша вспоминал эту историю с улыбкой. Он был уверен, что этого имени больше никогда не услышит и не увидит. Уверен, что по оставленному телефону она не позвонит, побоится связываться с ним напрямую. Обратного нового адреса своего он не написал, так что все пути отрезаны. Он свое дело сделал: написал вежливое, что-то обещающее письмо. Как это обычно делают журналисты: наговорил много, но на самом деле ничего не сказал. Ведь так? И теперь он живет спокойно, в полной уверенности, что, несмотря на свои шерлокхолмсовские данные, Лена все же не сможет его найти. На место прежнего жительства он перестал ездить, в то время как там зазвонил телефон, и некая Лена оставила номер телефона и попросила передать его Саше. Ей пообещали это сделать, но Саша больше не появлялся на старой квартире.
22 февраля Саша сидел за своим рабочим столом у окна и думал, о чем писать. На улице такой снежок падает, уже стемнело, несмотря на то, что еще так мало времени, всего шесть часов. А я опять сижу как пень в этой конуре и пишу, пишу что-то. Ну вот взять хотя бы этих двух девчонок, что идут сейчас по улице… Что это они? А еще говорят телепатии нет! Словно услышали меня, посмотрели сюда. Надо же! Вот идут себе по сторонам смотрят, без забот, без хлопот, а мне — попробуй, отвлекись, тут же слетишь со своего рабочего места. Вот, пожалуйста, сели в трамвайчик и поехали!
А я? Эх! «После заседания Совета Министров СССР, в своем выступлении тов. Рыжков заявил, что…»
На следующий день Саша достал из почтового ящика кроме газет поздравление с 23 Февраля. И кто бы вы думали его поздравил? Лена! На открытке было краткое «Поздравляю!», но у Саши было такое недоумение на лице, что трудно передать словами. А я была откровенно рада за эту девушку, что ей все же удалось разыскать свою любовь и доказать, что юная душа не бессильна! Тщетно Саша пытался выяснить, кто сообщил его адрес! Он этого никогда не узнает. Это на всю оставшуюся жизнь для него будет загадкой.
А где-то на другом конце Москвы Она вот уже скоро год ждет Его звонка. А Он не звонит, и может так случиться, не позвонит никогда, а Она ждет и будет ждать Его звонка вечно. Конечно, Она выйдет замуж, у нее будут дети, муж, но Она будет ждать. Об этом никому не дано будет знать, кроме одного человека, но оставим этого человека в тени. Пусть здесь будут только двое, Он и Она. Он такой серьезный и веселый, занятой и взрослый, и Она — нежная и ранимая, добрая и гордая. Она будет звонить ему, но не скажет ни слова, будет молчать. Он будет слушать ее молчание, догадываться кто это, но ни слова не проронит. И так будет ВЕЧНО! Кто этому не верит, пусть закроет эту книгу. Эта история в некотором роде о Мастерс и Маргарите. А потому я хочу прибегнуть к помощи Булгакова и поместить в нее его великие слова: «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!»
И, как в великом романе о любви, Они должны будут встретиться. А если это не произойдет, спросите вы. Что ж, может, это лучше? Она навсегда останется для Него тайной незнакомкой, Его идеалом. А Он никогда не испортит о себе впечатление в Ее глазах и будет Ее идеалом мужчины. Но будем Верить в лучшее и Ждать. А вдруг…
Плывут облака… Плывут, а куда плывут? Плывут туда, куда ветер подует. А куда ветер подует? Это знают только в Гидрометцентре СССР. Ждут люди… Ждут, а чего ждут и почему ждут? Верят люди… Верят, а
