кем даже поговорить. Я посидела, поговорила, потеряла час времени, но не пожалела об этом, потому что серенькой старушке теперь есть что вспомнить и о чем подумать, и чему порадоваться. И у меня с этого момента в душе что-то переключилось. Я стала смотреть на чужое горе как бы с другой стороны. Не с внешней, как обычно, а с внутренней. Нужно постараться заглянуть в душу человека, особенно старого, не считать его разговоры нелепостью и сумасбродием, как это часто бывает, а дать человеку открыть тебе душу, выложить все, что наболело. Ведь иногда душе некому довериться и поэтому надо суметь помочь ей.
Вот с такими мыслями я ехала в автобусе, набитом битком людьми, едущими домой с работы. Вот наконец остановились, конечная. Я вышла в какой-то подозрительной местности. Дома прижались друг к дружке, нахохлились, кругом одни закоулки и подворотни. Даже немного страшно стало.
Глава третья
Уже постепенно стал спускаться вечер, и я стала немного замерзать. Как назло, именно в этом закоулке, в котором я шла, не было ни души. И я ускорила шаг, чтоб было не так страшно, и, стуча от озноба зубами, стала напевать себе под нос песенку. Так незаметно, я наконец дошла до нужного мне дома № 59. Дверь подъезда оказалась закрытой на код. Я очень долго перебирала цифры, пока наконец не нашла правильный набор «8.4.7.» Когда я открыла дверь, на меня пахнуло спертым воздухом, в котором были перемешаны запахи кошачьих и мышиных лежбищ и пригоревшего молока. В коридоре назойливо мигала лампочка, и жужжали счетчики. Все это действовало удручающе, и я не стала дожидаться лифта, а пошла пешком по грязной, исписанной по стенам разными гадостями лестнице. Добежав до третьего этажа, повернула направо. В коридоре стоял какой-то очень неприятный, весь пропитой тип и курил. На руке у него была наколка «Миша». Я старалась не обращать на него внимания и позвонила в дверь № 24. В ответ тишина. Я еще раз нажала на кнопку. Ответа снова не последовало. Когда протянула руку, чтобы позвонить в третий раз, меня прервал хриплый, басовитый и довольно неприятный голос.
— Тебе кого?
— А… Мне нужна квартира Надеждиных.
— Ну, я Надеждин, — отвечал бас в дыму курева.
— Вы?! — вдруг вырвалось у меня.
— Да, я! А что, девочка увлекается свободной любовью? Ну, проходи, я к твоим услугам.
Этот мрачный тип надвинулся на меня и дыхнул перегаром. Я не помня себя рванулась из сумрачного коридора. Даже не помню, как миновала три этажа, как дышала мерзкими запахами. Оказавшись на улице, с облегчением наполнила легкие свежим морозным воздухом. Я и не подозревала, что под такой прекрасной фамилией может проживать аморальный тип. Я направилась к остановке. Несколько раз чуть не упала, потому что лужи к вечеру подморозились и превратились в лед. Кое-как дошла до остановки, села в полупустой троллейбус. За окошком мелькали редкие прохожие, полурастаявший, подмороженный грязный снег уныло лежал на обочинах, через две остановки я вышла. Настроение у меня было испорчено, шла медленно, глядя себе под ноги. Где-то недалеко играла веселая музыка. Я абсолютно не знала, куда идти, и мне пришлось спросить первого встречного, где дом № 48, корпус 3. Мне указали в сторону звучавшей музыки. По мере моего приближения к дому музыка становилась все громче и громче. Я уже стала различать беспорядочные голоса. Наконец, я подошла к дому, возле которого собралась толпа старушек. Я зачем-то спросила у них, что здесь за веселье. Они очень весело и радостно ответили: «Это у Надеждиных свадьба!» И вдруг ни с того ни с сего заорали частушки. Честно говоря, когда услышала эти слова «Надеждины» и «свадьба» мне стало немного не по себе. Сразу представилась вся нелепость моего поступка. Зачем идти к человеку, который тебя абсолютно не знает и знать не хочет. Мало того, человек живет своей мирной жизнью, никого не трогает, спрашивается, зачем ты ему нужна? Подумав это, внезапно остановилась перед дверью нужной мне квартиры, за которой гремела музыка. У меня неприятно больно сжалось сердце, комок подкатился к горлу. Я уже было решила уйти, как вдруг дверь распахнулась и двое молодых людей, собиравшиеся выйти, увидев меня, остановились, их раскрасневшиеся лица засияли. Они подхватили меня под руки, затащили в квартиру, раздели, причесали и привели в комнату, где царило веселье.
— Наташ! Она пришла все-таки! — крикнули ребята. Девушка в ослепительно белом платье и фате оглянулась, прищурилась, надела очки и сказала:
— Это же не она!
Все разразились громким, радостным смехом. Я хотела уйти. Но меня насильно усадили за стол и стали пичкать пирожными, лимонадом, апельсинами, яблоками и прочими вкусными вещами. Вдруг все замерли и крикнули: «Горько! Горько! Горько!» И тут наконец удалось посмотреть на молодоженов. К великому счастью, жених не был тем, кого ищу. Рядом со мной сидела девушка со жгучими черными глазами.
— Скажите, — пробормотала я, — а кто из них Надеждин?
— Это Наташка, у нее отец у нас в вузе на кафедре преподает.
Я хотела еще что-то спросить, но тут мне в рот воткнули пирожное, которое я поспешно прожевала, чтобы наконец сказать то, что хотела, но тут же мне в рот влили целый бокал лимонада. Пока я его медленно проглатывала, все стали собираться гулять на улицу. Когда толпа вывалилась из квартиры, я успела захватить пальто, хотя все были раздеты. На улице было уже совсем темно. Посмотрев на часы, я ужаснулась — 11 часов, но тут же успокоилась, вспомнив, что брат на турбазе на целую неделю, а родители на два дня уехали в дом отдыха под Москвой. И я отправилась дальше с мыслью и желанием во что бы то ни стало отыскать свою любовь.
Глава четвертая
Итак, мне остался всего один адрес. Я ехала в автобусе и вспоминала все приключения, случившиеся со мной за день. Вспомнила и старушку — маленький, серенький, мятый комок, и наглые глаза подозрительного типа в подъезде, и веселых, жизнерадостных ребят-студентов на свадьбе. Я ехала и думала, что все-таки есть на земле добрые и простые люди, которые, тебя совсем не зная, кто ты и что ты, вот так просто могут усадить рядом с собой за стол, накормить и развеселить. Я смотрела в темноту за окном, где мелькали оранжевые фонари, мимо бесшумно проплывали полупустые автобусы и такси, и тут поймала себя на том, что улыбаюсь. В этот момент почему-то вдруг действительно осознала, что остался всего один адрес. Это пробудило во мне надежду и в то же время некоторое чувство страха перед будущими событиями. Как я позвоню в дверь? Как я загляну в глаза хозяина той квартиры? Это для меня было сейчас неразрешимой проблемой.
Вот наконец дом, подъезд, лифт, третий этаж и… дверь. Та самая дверь, которую я так долго искала. Я на мгновение остановилась перед ней, как перед входом в святилище. Дрожащими кончиками пальцев легонько и осторожно дотронулась до ручки двери, она не шелохнулась. Я оглядела дверь снизу доверху. Она была обита черной кожей цвета воронова крыла. Подняв руку выше, позвонила и тут же отскочила. Звонок залился свирелью и за дверью послышался лай собаки. Никто не открыл. Позвонила еще раз, только уже более робко. Снова залаяла собака — и никого. Я, уже обессилевшая за день, присела на корточки, облокотившись спиной на удивительно мягкую дверь. Я не могла поверить. Ведь уже не было сомнений, что именно за этой дверью живет тот, кого мне так не хватает, тот, по кому уже изболелась моя душа, и вдруг — на тебе… Никого нет дома. Никого нет дома… стучало у меня в голове. Глаза мои застлал туман, и вдруг вижу, из лифта выходит Он. В таком же сером плаще, в каком я его себе представляла, и с огромным букетом алых гвоздик. И я встаю ему навстречу в белом платье, сверкающем блестками, и мы танцуем, танцуем, кружимся в медленном танце. Мы танцуем под тишину, под музыку любви. У меня уже кружится голова, но мы все кружимся, кружимся и кружимся. И перед моими глазами только его темные добрые глаза, полные любви и слез. Да, слез, но это слезы счастья, и они делают глаза и без того