После скучных од на смерть президентов и лордов Бернс снова вернулся к песням. Опять Джин пела ему по вечерам, и, посылая одну из лучших своих песен Джонсону для «Музея», он добавил: «Это я написал для миссис Бернс в наш медовый месяц».
...Он сочинял эту песню, подымаясь по долине Нита с юга на запад, через холмистые, серо-зеленые пастбища, через рощи и перелески, где этим ранним июнем все так дружно цвело и пело. Теплый ветер с залива Сольвэй дул в спину, а когда ездок подымался на невысокую гряду холмов, ему навстречу, с залива Клайд, уже несся западный ветер — милый эйрширский ветер, который пролетел через моря и горы, забежал в Моссгил и теперь пахнет домом, дымом, скошенной травой и волосами Джин.
Джин ждет Роберта в назначенный день. Она вымыла и выскребла все полы — дома ей мыть пол никогда не приходилось, но теперь ей все хотелось делать самой, и делать хорошо: хорошо хозяйничать, хорошо петь, хорошо растить детей. Она стала еще красивей, чем прежде, и снова пела, как птица в лесу.
Весь последний год для нее был наполнен ожиданием, покорностью, страхом. Теперь жизнь начинается снова. Теперь нужно только одно — быть такой, какой ее хочет видеть Роберт, слушаться его во всем. Нет в мире никого лучше Роберта, умнее, красивее, добрее Роберта. Нет в мире стихов и песен лучше тех, что пишет Роберт. Конечно, Джин не так образованна, как следовало бы жене такого замечательного человека, она мало читала, она мало видела, но все стихи и все песни Роберта она знает наизусть от слова до слова.
«У моей жены удивительно мягкий, спокойный и добрый характер, горячее сердце, со всей силой и преданностью готовое любить, отличное здоровье и веселый, легкий нрав, весьма выгодно оттененный более чем привлекательной внешностью...» — пишет Роберт миссис Дэнлоп. Он пишет о Джин сдержанно, потому что его почтенная корреспондентка не слишком одобрительно отнеслась к его женитьбе.
Добрая миссис Дэнлоп сейчас лучший друг Роберта. Она сама предложила стать его поверенной, первым его критиком, как стала для Вольтера «некая старая дама».
Роберт искренне привязан к миссис Дэнлоп, он с нежностью вспоминает ее славных дочек, он благодарен ей за книги, с ней он не стесняется быть откровенным, ей можно излить душу в минуты усталости, разочарования, болезни. Он рассказывает ей о том, что он читает, о том, какое впечатление на него произвел, скажем, Вергилий в переводе Драйдена: «Не знаю, согласятся ли со мною критики, но „Георгики“, по-моему, — лучшее, что он написал. Для меня такая манера письма совершенно внове, и тысячи мыслей о соревновании с поэтом овладели мною. Но — увы! — когда я читаю „Георгики“, а потом проверяю свои собственные силы, мне кажется, что это все равно, как если бы выпустить на призовые скачки низкорослую шотландскую лошадку рядом с чистокровным рысаком».
Он и сам посылает ей книгу Спенсера и стихи Грея для мисс Кийс — милой художницы, писавшей его музу — Койлу. Миссис Дэнлоп приняла Спенсера, но не позволила дочери принять подарок от «мужчины, не принадлежащего к их семье». Бернс не обиделся — значит, таковы светские правила! — но впервые подумал, что, несмотря на все восхищение «своим поэтом», миссис Дэнлоп все же относится к нему не совсем как к ровне.
Работа в поле, работа на постройке дома, утомительные, хотя и радостные, поездки в Моссгил, возвращение в Эллисленд, неустроенная, неуютная жизнь — где уж тут много писать...
Бернс ждет осени, когда уберут урожай, с нетерпением ждет, когда будет готов дом и когда переедет к нему Джин с Бобби.
Он почти ни с кем не встречается, и соседи с любопытством смотрят на нового фермера, про которого рассказывают столько непонятных и занимательных историй.
3
Капитан Роберт Риддел собирал старинные монеты и оружие, книги по готической архитектуре и старые гравюры, где изображались уединенные беседки, гроты, руины замков и развалины древних крепостей. У себя в имении он построил беседку «Эрмитаж» — что значит «Приют отшельника» — и «Пещеру друидов» — древних жрецов. Парк спускался прямо к берегу реки Нит, он был запущенный, старый, очень красивый. Когда-то здесь стоял небольшой монастырь, разрушенный последователями рьяного реформатора Джона Нокса. На месте монастыря еще в начале века выстроили одноэтажный, белый, крытый яркой черепицей дом с широкими дверями и просторными, светлыми комнатами. Дом был убран с большим вкусом — много старинной мебели, цветы, ковры. Под стеклом лежали коллекции Риддела — их приезжали смотреть из антикварных обществ Лондона и Эдинбурга, членом которых состоял капитан Риддел. Кроме того, он был любителем-музыкантом, членом Литературно-философского общества города Манчестера и переписывался со многими учеными.
Капитан Риддел встретил Бернса на собрании масонской ложи Дамфриза. Он сжал его руку в своей мощной длани и громовым голосом приветствовал «нового соседа», требуя, чтобы тот немедленно ехал к нему обедать. Бернс обещал приехать в другой раз — сегодня он приглашен к мистеру Патрику Миллеру, а скромному арендатору нельзя пренебрегать приглашением хозяина его фермы. Капитан Риддел сказал несколько не слишком лестных слов по адресу «чудака и сумасброда» Миллера, который совсем помешался на каких-то экспериментах с паровыми лодками, и тут же с подкупающей простотой добавил, что Миллер не стоит и гроша по сравнению с «нашим поэтом».
Визит к Миллеру никакого удовольствия Бернсу не доставил. Он чувствовал себя плохо, о чем откровенно писал на следующий день миссис Дэнлоп. Письма к ней — «лучшее в мире лекарство для израненной души», добавляет он и с грустной иронией описывает первый визит к своему лэндлорду.
«Прием мне был оказан вполне подобающий, а со стороны хозяйки дома даже лестный... Сама она иногда экспромтом сочиняет какой-нибудь стишок. Она прочла две или три строфы, к восторгу всех присутствующих. Все ожидали, что я, как профессионал, тоже подам голос. И я, впервые в жизни, угрызаясь вовсю, пошел наперекор своей совести. Простите меня, боготворимые мои пенаты — Независимый Дух и Честное Сердце!.. Потом разговор коснулся „Музыкального музея“ Джонсона — этого собрания шотландских песен с музыкой. Под аккомпанемент арфы нам спели песню, которая начиналась: „Злые ветры ей навстречу...“
Песня весьма понравилась, хозяйка дома спросила меня, чьи это слова. «Мои, сударыня, это одни из лучших моих стихов!» Parbleu![15] — она не обратила на них ни малейшего внимания! Хорошо сказано в старинной шотландской пословице: «Мякина королей лучше ржи бедняков!» Хотел еще привести цитату из евангелия насчет «метания бисера перед свиньями», но это было бы чересчур сильно сказано!
А в общем нельзя сказать, что человек — существо счастливое. Я не говорю об Избранном Меньшинстве, о любимцах пристрастного Неба, чьи души предаются ликованию среди Богатств, Почета, Благочестия и Учености. Я говорю о попранном Большинстве, чьи нервы, чьи жилы, чьи дни, чьи мысли, чья независимость, чье спокойствие — нет, даже чьи радости и удовольствия запроданы тем, избранным Любимцам небес!
Я перепишу для вас одну древнюю шотландскую балладу, если вы ее никогда не читали: она называется: «Век людской»...
