сырость и прелый запах листьев…
Совсем рядом с кладбищем городской парк культуры и отдыха. Здесь яркое солнце, аллеи, посыпанные жёлтым песком, по сторонам дорожек — гладко подстриженные сочно-зелёные кусты. В центре парка — на площадке, в окружении толстых цепей на чугунных столбах, мраморный памятник с горящей наверху звездой: братская могила. Здесь похоронены красные бойцы, погибшие при освобождении Казани. Харис и Ваня подошли к памятнику, положили цветы к его подножию, помолчали немного, склонив головы, затем, как было уговорено, пожали руки, заверив друг друга, что будут навеки работать вместе и жить в дружбе. Конечно, думали они, хорошо летать на самолётах, искать золото или водить корабли по морям и океанам. Но пока что Ваня и Харис об этом не мечтают. Они будут водителями трамваев. Будут стоять у трамвайных штурвалов не хуже капитанов! И это не далёкая мечта, нет, она рядом и непременно сбудется.
Мальчики возвращались домой взволнованные, словно за спиной у них выросли крылья.
На другой день снова пришли к памятнику — посмотреть на свои цветы. Если не завянут — значит, красные бойцы приветствуют желание обоих навеки стать водителями трамвая.
Но чашечки цветов уже закрылись, вялые, обессиленные листья поникли. Харис расстроился. Однако Ваня тут же утешил его: не весь же век быть водителями, надо послужить и в армии. Когда исполнится двадцать лет, их призовут непременно. И там будет возможность стать красными командирами. Для этого конечно, следует готовить себя заранее. Но Ваня не из тех, которые ждут, когда яблоко созреет и само упадёт в рот. По гребле и плаванию занимает в школе первое место. По гимнастике да ещё борьбе, правда, дела его неважные. Завтра же надо записаться в кружок физкультуры. А то сколько времени пропало зря! Другие, должно быть, уже далеко вперёд ушли.
— Да, будем догонять их, — согласился Харис.
Ваня спросил его:
— Вместе?
— Как всегда. Навеки, — повторил тот клятву.
Кому быть атаманом?
— До экзаменов остаётся мало, всего три недели, — сказал Харис. — Потом, дней через десять, получим свидетельство за семь классов. И — к дяде Сафиулле в трамвайный парк. Начальник, говорят, сердитый. Не будет ли против?
— Не будет, — заверил Ваня.
У ворот появилась ватага мальчишек. Все в майках, без фуражек. Харис подмигнул Ване: встречай, мол, гостей. Загоревшие на солнце ребята вошли во двор и, громко разговаривая, окружили Ваню и Хариса.
— Ну что? — спросил Андрейка, длинный, как удилище. — Айда к сараю?
— Пошли, — сказал Харис.
Ребята направились к дровянику. В руке у Нигмата учебник. Андрейка тоже держал под мышкой толстую книгу. Почти у всех из карманов торчали вдвое сложенные тетради.
Гумер нёс в руке футбольный мяч. Можно подумать, что ребята готовились к экзаменам и, устав заниматься, решили погонять мяч. Но почему-то все разговаривали, употребляя слова из какого-то жаргона.
— Косой, макароны принёс?
— Эх, чёрт, забыл дома, — всполошился Гумер. — Если найдёт пахан…
— Рви, пока трамваи ходят, — скомандовал Андрей.
Передав мяч Нигмату, Гумер побежал к воротам. Ему крикнули вдогонку: «Возвращайся мигом!»
Ребята уселись на траве под высоким тополем у сарая.
— Эх, и дадим же мы жару! — сказал Андрейка, запуская пальцы в густую копну своих волос.
— Давай, не тяни резину, — поддержал Нигмат. — Наяривай меха! Пусть развяжутся языки у тех, кто хочет стать атаманом.
Ваня и Харис переглянулись, не понимая, что задумали пришедшие.
Андрейка важно сунул руку в карман и вытащил оттуда блестящую железку — обломок ножа, затем — небольшой брусок. Из другого кармана достал покрытый зеленоватой ржавчиной патрон. Мальчишки вылупили глаза.
— Как бы не взорвался! Не держи на Ваню! — предупредил Яшка.
— Сейчас на Хариса направлю. Конец тебе, алла-бисмилла, — пошутил Андрейка. Посмотрите-ка, ребята, — сухо ли под Чемберленом?
Харис молчал.
— Так и взорвётся. Ни с того, ни с сего, — усомнился Ваня. — Держи на меня свой патрон — я не боюсь.
— Не боишься?
— Чего бояться? Не в церковь же идти, — усмехнулся Яшка.
— И ресница не дрогнет, — сказал Ваня.
— Даже не шевельнётся?
— Нет! Потому что патрон взрывается только в стволе ружья. Когда его кресалом чиркнешь.
Андрейка, зажав патрон ладонью, сказал:
— Если так вот схватишь, будет как в стволе. А вот и кремень! — положил он вату на брусок и ударил по нему железкой. Вата задымилась.
Нигмат, карабкаясь, как обезьяна, влез на ветку тополя и, сложив ладони рупором, крикнул сверху:
— Слушайте, слушайте! Их высочество шахиншах Иван держит экзамен: быть ли ему атаманом. Смотрите все, чтобы не сожалеть о неувиденном!
— Ну, герой, готов ли ты умереть? — помахал Андрейка ватой, затрещавшей на ветру огнём.
— Готов, — сказал Ваня. Синие глаза его уставились в одну точку — в патрон.
— Ещё не поздно, — предупредил Андрейка. — Если что случится… не обижайся!
Видать, он и сам беспокоился, не зная, чем эта затея закончится. Голос дрожал, а рука подносила к патрону трещавшую вату неуверенно. Гумер, прибежавший из дому, совсем растерялся — он держал рукой оттопыренный карман и, широко раскрыв глаза, глядел на патрон с удивлением.
Каждый понял: это последнее испытание двух соперников, не разделивших атаманства. И до этого не раз они сцеплялись как молодые петушки. Но сегодняшнее испытание решающее. Кто победит сейчас, тот я будет командовать…
— Может… передумаешь? — спросил Андрейка. — Пока не поздно.
Ему и самому стало жарко, в горле пересохло. Ваня усмехнулся.
— Боишься, что в руке разорвётся?.. Вот под кем надо посмотреть — сухо ли?
Андрейка побледнел, его длинная шея, дёрнувшись, проглотила комок и рука наконец поднесла вату под капсюль патрона. Кто-то, зажав руками уши, повалился в траву. Напуганный Гумер, не различая, где белое, где чёрное, показал всем пятки. Зато Харис, поправив ремень, подошёл к Ване ближе.
— Не бойся, — шепнул он другу.
Андрейка отпрыгнул в сторону и тотчас раздался выстрел. С крыши сарая, захлопав крыльями, взлетели голуби.
Ваня и Харис, оглохшие от выстрела, переглянулись.
— Во дал! — обрадовался поднявший голову Яшка. — Садануло, как из пушки!
— Дробинки рядом с ухом просвистели! Ей-бо! — сказал Нигмат, потирая уши.
Андрейка лежал в траве, зажав левой рукой локоть правой.
— Андрюша! — встревожился Гумер. — Ты жив?
— Нет, ранен! — ответил тот, приподымаясь. — Дробь, кажется, в живот попала.
