подушки. Печка всегда побелённая, самовар на столе сияет, как солнце. И не только самовар — сами хозяева, казалось, тоже светятся, встречая гостя радостной улыбкой… Если приходишь к ним во время обеда, не отговоришься что сыт, спасибо. Хозяйка непременно скажет: «Каждому кушанью своё место» — и всё равно за стол посадит. В этой семье в особом почёте чай. Особенно чёрный. С едой может быть иногда и плохо, бывают перебои, но чай всегда имеется. Как только гости на пороге — перво-наперво ставят самовар: такой обычай.
Оказывается, и на этот раз гостил у них какой-то мужчина. Сидели они вдвоём с дядей Бикбаем за столом, пили чай и мирно разговаривали. Ваня, решив, что мешать им неудобно, хотел было уйти, но, узнав по голосу дядю Сафиуллу, задержался. Этот, пришедший с германской войны человек с бельмом на глазу и с тремя искалеченными пальцами правой руки работает не где-нибудь, а в трамвайном парке.
Харис в это время сидел за маленьким столом у окошка и, глядя в раскрытую книгу, слушал взрослых. Случайно повернув голову, он заметил друга и махнул ему рукой: «Иди сюда, Жан-Вальжан». Молча поклонившись гостю и хозяину, Ваня прошёл к Харису. Рассматривая книгу, оба внимательно прислушивались к тому, что рассказывал дядя Сафиулла, приехавший недавно с курорта.
— Вовсе рай там на юге, как в сказке. А зелени сколько! Дома стоят прямо в лесу. Деревья большие — глянешь на верхушку, тюбетейка слетает. Прямо под окнами Чёрное море. Но почему его назвали чёрным, так и не узнал. Вода в нём, как небо, синяя-синяя. А горы? На макушках белый снег, зима. Внизу же — лето. Соловьи поют, виноград созрел — так и просится в рот. И кругом белые каменные дворцы! Сам Николай там отдыхал…
— Неужели сам царь? — удивился дядя Бикбай, даже привстав с места.
— Истинно тебе говорю… А теперь вот и я там был. Ходил по его дорожкам, сидел в его кресле- качалке…
— Вот ведь времена какие, а, брат Сафиулла!
— Не говори. Если бы сказали раньше, что буду в царском дворце отдыхать, не поверил бы. Такой почёт нашему брату, рабочему. Вот съездил туда и не заплатил за это ни копейки. Даже дорога бесплатная.
— Как говорят, золото не в земле, а в руках рабочих…
Дядя Сафиулла согласно кивнул головой и, заметив мальчишек, подмигнул им одним глазом.
— Пора теперь о парнях подумать, друг Бикбай. Дельную профессию им выбрать… А тот разговор ещё не забыли? — спросил он мальчиков.
— Помним, дядя Сафиулла! — сказал Харис.
— Нет, не забыли, — подтвердил и Ваня.
Месяца два тому назад они дали ему слово стать водителями трамвая. Как только закончат школу, пойдут к дяде Сафиулле учениками. Трамвайный парк был рядом, и ребята заглядывали туда часто. Пролезут оба вдоль заросшего крапивой забора, нырнут в дыру, где разошлись подгнившие доски снизу, и подолгу любуются, как рабочие ремонтируют вагоны, смазывают их и выставляют на запасные пути. Покрытые лаковой краской трамваи блестят, как ласточки, усевшиеся на проводах. Кажется, вот-вот покатятся. Но их держат башмаки — тяжёлые железки под колёсами. Харис и Ваня часто сами устанавливали эти башмаки на рельсы. Подсунут под колёса — и трамвай стоит, как прикованный. Жаль только, что в парке на трамвае не покатаешься. Гонят. Говорят: ещё под колёса попадёте. Так уж и попадут! Они давно уже научились хвататься за поручни, прыгая в трамвай на ходу…
Мальчишки особенно привязались к дяде Сафиулле. Тот носит красивую тюбетейку, рубашку в мелкий горошек. Ходит немного сгорбившись. Вставляет он стёкла в окна трамваев, чинит пол и сиденья с большим увлечением. Посмотреть со стороны: вроде бы копается человек, не спешит, а сам уже много сделал.
Ване и Харису он разрешает носить ящик с рабочим инструментом: с ножовками, стамесками. Такое счастье выпадает не каждому. Конечно, стамеска или ножовка не бог весть какое богатство. Но в ящике есть и другое, что-то похожее на крюк с рукояткой, блестящей, как зеркало. Трамвайный ключ. Он к любому трамваю подходит. Ключ этот начальник парка дал только водителю трамвая и дяде Сафиулле. Тому нельзя не дать — у него такая работа — перемещать трамваи с места на место. Значит, он для ребят самый уважаемый, достойный человек. И, главное, не прогоняет их. Даже любит. Если бы не любил, то не дал бы трамвайную ручку. Встанет позади Хариса или Вани, когда кто-нибудь из них занимает место водителя, и командует: «Вперёд!», «Малый ход!» или «Стоп!». Жаль, на другие пути трамвай переводят редко. Не то можно бы командовать «Право руля!», «Полный ход!», как на пароходе. И сам дядя Сафиулла в это время похож на капитана…
Вот он и уговорил их стать водителями трамвая.
— Из вас, ребята, — напомнил им сегодня Сафиулла, — толк будет. Лишь бы отметки не подкачали, чтобы мне за вас не краснеть.
— Постараемся, — дали обещание мальчики.
Навеки вместе
Об этом разговоре они сообщили классному руководителю, надеясь, что Полина Петровна похвалит их. Но она сказала, что ничего, мол, всегда надо слушать взрослых. И больше ни слова.
— Не поняла нас, — пожаловался после Харис.
— И не хотела понять, — заверил Ваня…
Ребята не опустили рук. Харис, хоть и кажется таким застенчивым, но парень с головой. Ваня часто залетает в мечтах на седьмое небо, выдумывает порой такое, что и в сказке не услышишь. Всегда у него десятки различных планов. Только ни один из них до конца не доводит. Зачем? Для этого есть Харис. Тот из десяти планов девять несбыточных тут же отвергает, а самый надёжный, десятый, рассматривает с другом придирчиво. О таких вот и говорят: два сапога пара.
После разговора с учительницей Ваня во время урока, ероша волосы на голове, строил очередные планы. Только ни одним из них с другом пока не поделился. По тому, как он покусывает губы, морщит брови, словно кислого яблока не прожуёт, Харис видел, что на этот раз его друг свои планы отверг сам. «Хорошо, — усмехнулся Харис. — Пусть не приучается греметь, как треснувший колокольчик»…
Позже, когда выходили на перемену, Ваня дёрнул друга за рукав и показал ему большой палец:
— Во, придумал!
— Давай, рассказывай.
— Не сейчас. После уроков.
Харис удивился: раньше друг его таким не был.
Из школы они шли пешком. Всю дорогу обсуждали новый план. От иголки до нитки, как говорил Харис. Нет, сколько бы не старался он придраться, в плане друга изъянов не было.
— Ну как? — спросил Ваня.
— Принимается, — ответил Харис.
Дома перекусили наскоро, что под руку попалось, — и на Казанку. Да чего же там красиво летом! Весь берег покрыт зеленью, жужжат пчёлы, поют в кустах и на деревьях невидимые птицы. Будто план, придуманный Ваней и Харисом, даже птицам понравился: вон как заливаются, желая им счастья!
Разомлев под яркими лучами солнца, ивы, кажется, поворачивают головы, чтобы видеть проходивших мальчиков. Даже кузнечики прыгают в стороны, уступая им дорогу. Вон и цветы улыбаются на берегу, сама просятся в руки.
— Нарвём? — спросил Харис.
Ваня молча кивнул головой.
В другое время они не пошли бы за цветами в такую даль. Но сегодня всё должно быть особенным, торжественным. Когда перед началом жизненного пути, такого серьёзного и важного, даёшь друг другу слово, нельзя даже думать о чём-то привычном.
По берегу дошли они до русского кладбища. Встретились женщины, все в чёрном. Казалось, те и не заметили мальчиков — так были заняты молитвами. А вокруг замшелые кресты, прохладная между кустами
