stēor, нем. Stier… Та же основа с фонетическим преобразованием начала слова выступает в ряде индоевропейских диалектов в значении 'зубра': литов. stumbras, латыш, stumbrs и с упрощением начального комлекса sumbrs 'зубр'…Путем фонетического преобразования начального согласного того же слова образуется славянское название 'зубра': древнtрус. зубръ, чешек, zubr, южнослав. *zombru, откуда румын, zimbru 'зубр', среднегреческое ζόμβρος 'зубр'» [1, с. 519–521]. Так же 'зубр' фигурирует и в Википедии [342]. А в словаре на сайте Starling фигурирует еще одно индоевроепйское название: *wisan- 'зубр' [343].
С. А. Старостин отнес к общеиндоевропейской лексике названия еще таких животных, как 'жаба'/'лягушка', 'ласка'/'хорек', а также привел три разных слова для обозначения 'козы': *Haiĝ-, *kaĝo-, *dik-/*dig- [268, с. 114–117]. Выглядит вполне логичным предположение, что какое-то из этих трех слов обозначало и 'дикую козу', т. е. 'косулю'. В словаре на сайте Starling фигурирует ещё одно индоевроепйское название: *rAik'- 'косуля' [343]. Кроме того, О. Шрадер приводил названия птиц, которые тоже можно считать предположительно общеиндоевропейскими: цапля (латин. ardea, греч. ερωδιός), синица (древневерхненемецкое meisa, латин. merula), водяная курочка, т. е. камышница (древневерхненемецкое belihha, латин. fulica) [284, с. 51–52].
Еще целую группу индоевропейских названий птиц можно восстановить на основе Этимологического словаря М. Фасмера: грач (укр. гайворон, а также гай 'крик галок', болг. гарван, польск. gawran, латин. gajus 'сойка'), голубь (общеслав. голуб, латин. columba, персид. kabūd 'голубой', kabutar 'голубь'), дрофа (славян. *dŕopy, ср. — верхне-нем. trap, trappe, греч. διδράσκω 'бегу', древ. — инд. drāti 'бежит') [273, с. 383, 432–433, 542], иволга (польск. wilga, ср. — верх. — нем. witewal, латыш, vāluôdze, авест. vārə(n)gan 'какая-то птица'), кулик (помимо славянских латыш, kulainis 'кроншнеп', kuleinis 'лысуха', древ. — инд. kulíkā 'какая-то птица') [259, с. 114–115, 410]; сова (древ. — бретон. coanu, кимр. cuan, древ. — верх. — нем. hûwo, древ. — инд. kāuti 'кричит'), сыч (латыш. sáukt 'звать', 'сова', древ. — инд. çukas 'попугай'), сокол (лит. sãkalas, итал. sagro, фр., исп., португ. sacre, древ. — инд. çakunas, çakuntis), сорока (словен. sráka, полаб. svorkó, литов. šarke, древ. — прус. sarke, древ. — инд. çārikā 'индийская сорока', албан. sorrë 'ворона') [247, с. 704, 821, 708–709, 723].
Кроме того, можно утверждать индоевропейское происхождение названий таких животных, как куница (русск., укр. куна́, литов. kiáune, латыш, caûna, древнефриз. сопа, др. — греч. καυνάκης 'меховое одеяние варваров', латин. cunnus = vulva), крыса (ново-перс. gerzu 'мышь', албан. gerth 'крыса', а также тохарское — karśa в слове arśakarśa 'летучая мышь'), болотная черепаха (русск. желвак, желвь, церковносл. желы, чешек, želva, греч. χέλυς) [259, с. 417, 389, 41], а также, вероятно, хомяк [248, с. 260– 261].
О вероятных общеиндоевропейских названиях таких рыб, как сом, карп, карась, осетр, линь, белуга, см. более подробно раздел 5.3.
Более влажный климат означал в то же время и более снежную зиму. Вероятно, именно этим объясняется и наличие среди фауны более северных, таежных видов: лося, тетерева и рыси. Однако эти виды для Центральной Украины — не такая уж экзотика: «Известны забеги лося в степные районы Полтавской области, а также найдены остатки лося в Донецкой и Запорожской областях» [48, с. 80]. «Со среднего течения Днестра южная граница исторического ареала рыси направляется к Виннице, затем к Киеву, проходя несколько южнее города, идет на Харьков и Белгород, далее на Острогожск (южнее Воронежа). (…) Граница, возможно, проходила и несколько южнее. (…) Во всяком случае, в европейской части страны в XVIII, частью еще в XIX вв. рысь занимала всю область лесостепи» [49, с. 398]. «Видовой состав птиц из плейстоценовых и голоценовых отложений нижнего Днепра почти не отличается от современного. Однако следует обратить внимание на некоторые интересные моменты, например, факт находки костных остатков тетерева далеко за пределами его современного ареала» [50, с. 53].
Осталось объяснить наличие в индоевропейской лексике названий для 'льва' и 'леопарда' (он же 'барс'). «В четвертичное время барсы вне современного ареала жили во Франции, Италии, Англии, Германии, Бельгии, Испании, Португалии, Швейцарии, Югославии, Венгрии, Румынии. Некоторые находки указывают на обитание этого вида в Европе до неолита включительно» [49, с. 174]. «В Ольвии, в слоях V–II вв. до н. э. были найдены остатки барса (…). Наличие барса на европейских неолитических памятниках делает излишним отрицание европейской прародины индоевропейцев» [34, с. 52]. Т. е. в историческое время леопарды обитали как минимум на юге Украины.
То, что львы в историческое время обитали на территории Украины — доказанный факт. «Показательно наличие в Усатове костей льва, на которого, видимо, охотились в то время» [18, с. 237]. «Высказывалось предположение об обитании или, по крайней мере, появлении льва на юге европейской части страны. Оно связано с толкованием древнерусского термина «лютый зверь». Наиболее известная цитата, которая всегда комментируется, это слова великого князя киевского Владимира Всеволодовича Мономаха (1053–1125) из его «Поучения детям» (1117 г.). Описывая свои охоты в годы княжения в Турове и Чернигове (1073–1094), он между прочим пишет: «Лютый зверь вскочил мне на бедры, и конь со мною поверже». Традиционное старое толкование, подразумевавшее в «лютом звере» волка или рысь, очевидно, неприемлемо: вряд ли эти звери могли метнуться «на бедры» всаднику и, тем более, опрокинуть коня. Сейчас одни в «лютом звере» видят барса, другие — льва. (…) В плейстоцене и голоцене львы в Европе были распространены гораздо шире, чем в историческое время» [49, с. 79–80].
«Еще в VIII–X вв. н. э. львы водились даже на юге Европы, в частности на Кавказе, но ареал этого замечательного зверя неуклонно сокращался» [42, с. 322]. «В р. Десне возле Чернигова найден полный череп льва совершенно недавнего (два-три тысячелетия) возраста. (…) Кроме того, имеется ряд литературных и этнографических указаний на то, что лев был знаком русскому и другим народам Европы не понаслышке, а реально, что хорошо видно по содержанию русских, украинских, башкирских и других сказок, а также по так называемому звериному стилю скифского искусства [рис. 6]. В сообщении Антона Шнееберга о турах Мазовии говорится, что «на них не нападают даже львы» [48, с. 175, 176].
Между прочим, и современные африканские львы могут прекрасно жить в нашем климате. Вот фрагмент из книги о дрессировщице львов И. Н. Бугримовой: «В рижском зоопарке львы жили на огромной территории, почти в природных, первобытных условиях…Была зима, лежал глубокий снег, речушка замерзла, изгородь покрылась инеем. На снегу отпечатались следы огромных львиных лап: их зимнее помещение оставалось открытым, и при желании хищники выходили на прогулку. Когда дрессировщица увидела за изгородью трех очень красивых, могучих, обросших длиннющими гривами и шерстью хищников, то даже не поверила, что это львы, приняла их за каких-то диковинных, особой породы медведей» [311, с. 135–136].
