3.4. Культурные растения и домашние животные
Нам еще нужно разобраться с целой главкой из книги Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, которая имеет очень грозное название: «Характер развитого скотоводства и земледелия в общеиндоевропейскую эпоху как аргументы против отнесения индоевропейской «прародины» к областям Центральной и Восточной Европы».
Чтобы оценить степень «серьезности» аргументации, приведем лишь небольшую цитату: «Характерно для общеиндоевропейской культуры и наличие развитого пчеловодства (ср. *b[h]eĭ- 'пчела', *mel-it[h]-, *med[h]u- 'мед'), с глубокой древности известного на Ближнем Востоке» [1, с. 868]. Как нам кажется, о развитом пчеловодстве свидетельствовали бы слова «улей» и «пасека». А. Мейе специально подчеркивал, что в индоевропейском «нет названия «улья», потому что собирали мед только диких пчел из дуплистых деревьев и не существовало искусственных ульев» [79, с. 397]. Пчелиный мед же употребляют в пищу даже самые отсталые племена вроде бушменов и ботокудов. Например, «в Северной Австралии аборигены употребляли мед лишенных жала пчел» [98, с. 87]. Получается, что Вяч. Вс. Иванов и Т. В. Гамкрелидзе серьезно считали культуру населения Европы более примитивной, чем культура австралийских аборигенов…
Оказывается, энеолитическая Европа (с ее такими «примитивными» культурами, как Триполье- Кукутени, да и собственно среднестоговской) не могла, дескать, быть прародиной индоевропейцев потому, что «для древних индоевропейцев было характерно развитое скотоводство и земледелие». Не утомляя дальнейшими цитатами, приведем полный список домашних животных и культурных растений в индоевропейской лексике согласно Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванову. Итак, животные: 'конь'/'лошадь', 'осел', 'бык'/'корова', 'овца'/'баран', 'козел'/'коза', 'собака' (это слово восходит к ностратическому KüjnA — 'собака, волк' [131, с. 361]), 'свинья', 'поросенок'. Отметим, что крупный и мелкий рогатый скот, собак и свиней на территории Украины разводили еще в эпоху неолита, как минимум в VI тыс. до н. э. [149, с. 176–177]. Растения: 'ячмень', 'пшеница', 'лен', 'яблоко', 'яблоня', 'вишня'/'кизил', 'тутовое дерево', 'виноград' [1, с. 868]. Другие исследователи добавляют к общеиндоевропейским терминам также названия 'горох', 'рожь', 'груша' [137, с. 31], 'рожь', 'груша', 'овес' [268, с. 121, 122, 124], 'репа' [247, с. 471], 'бобы' [273, с. 180].
Из этого списка кизил в настоящее время растет лишь в Крыму и на юго-западе Украины, но в эпоху климатического оптимума рос, по-видимому, по всей Украине. У соседних племен раннетрипольской культуры «обработанные первобытным ралом земли засевались пшеницей, ячменем и просом. Имеются все основания думать, что трипольцы выращивали также бобовые и лен» [72, с. 78]. Относительно вишен и яблонь прекрасно известно о культивировании их в развитом садоводстве у тех же трипольцев. Собственно, начало садоводства, в т. ч. разведение слив в Северном Причерноморье, можно предположить еще в неолитическую эпоху [138, с. 13]. «В позднем Триполье на поселении Варваровка XV найдены косточки примитивной сливы, которую специалисты рассматривают как гибрид от спонтанных скрещиваний принесенной из Малой Азии алычи с диким абрикосом, а из поселения Варваровка VIII — зерна крупноягодного винограда столового сорта» [65, с. 237]. «Исходной формой, от которой произошли многие сорта винограда культурного, послужил дикий виноград европейский (Vitis viinfera, subsp. silvestris), который в СССР распространен в долинах рек Днепра и Днестра» [99].
Явно выбивается из списка 'тутовое дерево'. Однако в посвященной ему главке все становится на свое место: «Диалектное распределение форм (греческий, армянский, итало-кельтский) свидетельствует о древности слова в индоевропейском в значении 'тутового дерева', 'ежевики' и плодов этих растений». Причем «в армянском засвидетельствовано вторичное значение 'ежевика' при значении 'тутовое дерево', выраженном заимствованным словом fuf, вероятно, из арамейского» [1, с. 645–646]. Аргументацией на тему того, почему именно значение 'ежевика' является вторичным, Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов, как всегда, не озаботились. Причем эти специалисты должны были бы знать, что данное и.-е. слово (*mor-) восходит еще к ностратическому 'ягода (вообще) ' (алтайск. mür(Λ) 'ягода', уральск. marja 'ягода', картвельск. mar-cqwa 'земляника') [136, с. 9]. Отсюда, вероятно, происходит и наше слово морс для напитка из сока ягод (ср. румынское múrsă «вода с медом, сок, жидкость» [259, с. 658]). В общем, привет ежевике от ёжиков…
Точно так же из списка домашних животных выбивается 'осел'. Это домашнее животное действительно разводили (и разводят) в основном на Ближнем Востоке. Но, во-первых, на территории Украины в бронзовом веке «показательно наличие в Усатове костей таких степных животных, как сайга и кулан» [18, с. 237]. А кулан — один из видов дикого осла. Во- вторых, цитата из самих Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова: «Ограниченность первичного названия 'осла' греческим и латинским не дает возможности считать слово относящимся к периоду общности всех индоевропейских диалектов» [1, с. 562]. Вопрос: зачем же в таком случае Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов вставили его в приведенный выше список («в общеиндоевропейском восстанавливается…» [1, с. 868])? Рассчитывали, что читатели забудут, о чем писалось на триста страниц раньше?
Если с ослом непонятно, зачем его включили, то еще с двумя видами животных непонятно, почему о них забыли. Во-первых, это кошка. Ее индоевропейское название *k[h]at[h]-/*k'at'-u- имеет близкие параллели во многих языках Ближнего Востока и даже Африки (в нубийских) [1, с. 600–601]. Очень может быть, что это еще ностратический корень, первоначально обозначавший, естественно, 'дикую кошку'. «Лесная кошка, иногда называемая европейской или дикой, по внешнему виду, особенно по окраске, похожа на обыкновенную серую домашнюю кошку, так что нередко распознавать их бывает очень трудно, тем более что домашние кошки нередко дичают». В то же время обитающая в Африке и Азии (в т. ч. в Египте и на Ближнем Востоке) степная (нубийская) кошка «несколько крупнее домашней и иной окраски» [42, с. 316]. Вероятно, сто́ит пересмотреть традиционное представление о том, что кошку впервые одомашнили в Древнем Египте. «Любопытно, что это слово, распространившееся практически на всем Ближнем Востоке, отсутствует в египетском, где 'кот' обозначается словом mjw» [1, с. 601]. Из того, что в Египте обожествляли кошек и делали их мумии, еще не следует, что их там одомашнили: ведь египтяне точно так же делали мумии и из крокодилов…
Похоже, прародина домашней кошки находится где-то в Европе. «В литовских фольклорных мифологических текстах часто описывается превращение бога грозы Перкунаса или его противника в кошку; в древнегерманской мифологии кошка, поднимаемая богом грозы Тором, оказывается Мировым Змеем. Все эти данные могут свидетельствовать о древних корнях культовой значимости 'кошки' в указанной группе индоевропейских диалектов» [1, с. 600]. «Кот в кельтских сказаниях часто изображается как страшный волшебный зверь. Один из величайших подвигов короля Артура — единоборство с чудовищным котом». В саге «Плавание Майль-Дуйна» путешественники попадают в замок «маленького кота», гостеприимного волшебника, но когда один из них решился взять оттуда ожерелье, кот «бросился на него, как огненная стрела, и сжег, обратив в пепел» [238, с. 297, 181–182]. Да и в народных сказках кот — часто очень серьезный персонаж.
В среднестоговской культуре костей лесного кота вроде бы не находили. Но на поселениях предшествовавшей ей днепро-донецкой культуры они известны [230, с. 205]. Вряд ли неолитические обитатели Украины охотились на котов. Может быть, котов уже тогда ценили за некие магические качества
