— Правда твоя, — согласился джет. — Рано или поздно этот подлец сообразит, что к чему. И тогда только держись! Как только он свой задранный нос опустит...
— Прекрати веселиться!
— Не обещаю, но попробую, — джет виновато улыбнулся. — Уж очень я рад.
— Я тоже. Но мы уже сегодня расслабились разок-другой. Потом еле ноги унесли. Нам надо все обсудить и обдумать. И прежде всего тебе надо вспомнить, что ты прочел в архиве. Насколько это важно. Тогда нам будет понятнее, насколько важно для Мастера Керавара нас прикончить.
— Да я тебе вроде уже говорил по дороге, — возразил джет. — Ничего серьезного.
— Тогда я не слушал, а ты не вникал. Давай еще раз. Медленно, спокойно. И не только то, что изучал подробно. Все, что даже мельком просматривал — тоже.
— Тогда тебе придется мне помочь, — заметил джет. — То чего я сознательно не помню, я и не вспомню усилием мысли. Но ты можешь увидеть это в моей памяти, а я в твоих мыслях прочту.
— Больно сложно получается, — вздохнул Иллари, с тоской подумав, что у него здорово трещит голова, а отдыха не предвидится. — Ладно, давай, раз другого способа нет.
И снова Иллари был здесь — и не здесь, и сияющая дождем трава лишь смутно проступала сквозь толщу необъятного фолианта. Яркий лунный свет гладил страницы, но читать все равно было трудно, и пальцы джета нетерпеливо перелистывали книгу, не останавливаясь на каждой странице в поисках нужной. Усилием воли Иллари останавливал мелькающие листы, вглядываясь в каждый из них, испещренный незнакомыми письменами. Мысль джета, как через плечо, склонившись поверх его сознания, просматривала залитый лунным сиянием текст, потом снова отпускала страницу.
— Ритуал посвящения... не то... — бормотал джет, полузакрыв глаза, — правда, для Хранителей Закона... интересно, какого?.. а, вот: Закон о Трех Ремеслах!
Мокрая трава проросла сквозь лунную книгу и укрыла ее своими стеблями. Джет смотрел перед собой, словно не веря увиденному. Потом он согнулся, спрятал лицо в ладони и заплакал.
— Что с тобой? — Иллари отнял его ладони от лица и тревожно заглянул в глаза. — Не можешь вспомнить?
Джет покачал головой.
— Я вспомнил, — тихо сказал он. Под пеленой слез глаза его наполнились отчаянием и гневом.
Джет ошибался, как и все его соплеменники, привычно принимая как данность то, что данностью не было. Никто не спрашивает себя, почему кошка не носорог. Привыкли, и все тут. Когда название Закона произносили вслух, его привычно сокращали. Мало кто помнил, как на самом деле называется Закон о Трех Ремеслах. Потом и вовсе забыли. А ведь полностью название гласило: «Закон о первых трех ремеслах и избрании последующих».
И целью его вовсе не была защита Джетевена от узурпации власти. Джет и тут ошибся. Сама суть Джетевена долгие годы защищала его. Человеку, стремящемуся к совершенствованию мастерства, власть и вообще неинтересна. Как досадная помеха. Как камушек в башмаке. Вытряхнуть и забыть. Власть интересна только самой власти. Истинным умельцам своего дела она глубоко безразлична. Вот потому-то ее и захватили такие люди, как Мастер Керавар: не слишком озабоченные собственным талантом, хотя и не совсем обделенные им. Но никак уж не гении. Отнюдь.
— Так что же гласит этот ваш закон? — полюбопытствовал Иллари.
Джет поднял влажное от слез лицо. Он уже не плакал. В отличие от лица, глаза его были сухи. Так сухи, что это заставило бы содрогнуться кого угодно.
— Закон гласит, — тихо и бесстрастно произнес он, — что выбор первых трех ремесел определяет выбор последующих. Порядок выбора. Мастер Слов, к примеру, может стать воином, но воин не может стать Мастером Слов. Такая вот последовательность.
— Ну, это нетрудно понять, — кивнул Иллари, чуть подумав. — Мастер Слов — это ведь маг по- нашему? Маг с самого начала учится быть внимательным, осторожным, терпеливым. Такие качества воину не помешают. А воину приходится привыкать к тому, что человеческая жизнь недорого стоит. Если к такой привычке и колоссальную мощь мага... страшно даже и подумать.
— Да, — угрюмо ответил джет.
— Мудрые люди этот закон писали.
— Да, — повторил джет так же угрюмо и односложно.
— Теперь я начинаю понимать, почему ты так важен для Мастера Керавара и иже с ним. Они попросту заперли вас в Джетевене, как в тюрьме, и оставили право быть собой. Джетевен мог бы быть другим. Они же перерезали эту линию будущего. Но зачем? Какой им прок? Ведь они даже явной властью не обладают.
Губы джета искривила нехорошая улыбка.
— Тайная власть иным людям приносит больше наслаждения, чем явная. Уж ты, как придворный интриган, не можешь этого не знать.
Да, подумал Иллари, уел меня мальчик крепко.
— И потом... ни один из них просто не в состоянии освоить больше трех ремесел. Все же, кто меня осудил и изгнал.... все, кто хранит закон... — лицо джета вновь дернулось в усмешке, — да они просто боятся, что хоть одна голова подымется выше их собственной. И ведь это давно началось. Значит, уже несколько поколений. Тайная потомственная власть. Мерзавцы! Я не нарушил никакого закона. Мой порядок выбора правильный. А вот Керавар сначала был Мастером Лучником, а потом уже Мастером Слов.
— Ты меня не удивил, — заметил Иллари.
— Что ты имеешь в виду?
— А ты вспомни-ка остальных блюстителей закона. Готов пари держать, что у них тоже неправильный порядок выбора.
— А ты прав, — сказал джет. — Но почему?
— Именно поэтому. Это неправильные люди. Глупо звучит, но ведь ты меня понимаешь.
— Конечно, — отозвался джет.
— Неправильные, — повторил Иллари. — Перекрученные. Не слишком даровитые — по вашим меркам, конечно. И даже их дарования ведут в тупик. Им, кроме власти, ничего не оставалось. Закон как раз и был писан, чтобы таких, как они, не было вовсе. Их родители наверняка нарочно направляли их выбор неправильно. Иначе они бы не были настолько извращены, чтобы хотеть власти и интересоваться ею. Они же все с придурью.
— Я так понимаю, тебе ненавистна сама идея власти, — заметил джет. — А ведь ты и сам владетельный господин.
— Очень владетельный, — подтвердил Иллари. — Но мне всегда было скучно приказывать. Я по натуре человек действия. Если я кем и распоряжался с удовольствием, так это Лохаром и прочими соглядатаями, которых император приставил к моей особе.
— Помню, — чуть усмехнулся джет. — Но мне казалось, ты просто чуточку помешан на вассальных рангах и прочей дребедени.
— Нет, — покачал головой Иллари. — Но мне приходилось обращать на них внимание, чтоб не обратили другие. Представь, что бы началось, дозволь я тебе называть меня на «ты» прежде, чем повышу тебя в вассальном ранге.
— Понимаю. А я-то гадал, почему ты так легко забыл о том, что я твой вассал, и велел не называть тебя господином.
— Попросил, — напомнил Иллари.
— Верно. Попросил.
— Скучная штука — власть! — Иллари сбросил со своих плеч край плаща и лениво потянулся. — Мне всегда больше нравилось петь и драться самому, чем слушать хриплых запойных менестрелей или посылать на свою защиту наемников, корчась от страха, пока они не вернутся. Нет, решительно, власть — это для тех, кто сам не умеет.
— Ты не находишь, что твои шутки немного самоуверенны? — засмеялся джет.
— А как же. Но ты вот о чем подумай. Власть сделала императора разнузданным толстопузым подонком. Власть заставила его бояться и ненавидеть родного сына. Власть подучила его послать сына на
