себя... а ревность дружбы, братства и учительства еще похлеще обычной будет, в этом Дайр прав, как никто другой.
Я не желал знать
А теперь мое нежелание мстит мне с непреложностью всякого естества. Потому что оба Тхиа — и этот, нынешний, и тот, минувший — слились воедино. И теперь я ни в чем не могу быть уверен. Вот эту самую улыбку я когда-то почел нестерпимо высокомерной и оскорбительной. Потом я имел время узнать и убедиться, что именно этой горделивой усмешкой Тхиа приветствует горе и опасность. А что она означает теперь?
— Присядь, — чуть растерянно велел я, и Тхиа повиновался. — Ты намерен отправляться прямо сейчас?
Улыбка Тхиа сделалась еще приметнее, еще определенней.
— На ночь глядя? — ответил он вопросом на вопрос. — Нет. Надо бы, но... нет. Лучше отоспаться перед дорогой. Утром поеду.
Надо бы, но — нет? А, проваль — похоже, я не ошибаюсь.
— Ты уверен, что тебе стоит пускаться в дорогу одному? — спросил я напрямик, не сводя с Тхиа глаз.
— Нет, — молвил он.
Я посмотрел на него с молчаливым укором. Во всяком разе надеюсь, что на моем лице отобразился именно молчаливый укор. Это мастер Дайр был умельцем в таких делах — а мое лицо меня подводит то и дело. Хочешь выказать одно... а выходит другое — да настолько другое, что лучше бы и не брался рожи корчить.
— Нет, — повторил Тхиа. — Но... а кого я мог попросить у тебя в сопровождение? Рамиллу и Нену здесь нужны. Дайр и Лерир в столице. Лонс, конечно, парень хороший, но толку от него... вот я и решил никого у тебя не просить.
— И правильно решил, — отрезал я. — Сопровождения у меня просить — ишь, вздумал! Не будет тебе никаких сопровождающих. Я еду с тобой.
Тхиа дернул уголком губ — а потом коротко расхохотался.
— Ох, Кинтар... нет, я ничего... а только натуру не переделаешь! Я еду с тобой... это ж надо же! Правильно тебя Шенно в семью приняли. Да в тебе властности на десять великокняжеских домов хватит — и еще дороги между ними замостить останется. «Я еду с тобой»... о-ох.
— Будешь умничать — не пущу на фамильную клумбу, — буркнул я.
Тхиа только головой тряхнул в ответ.
— Ладно, — заявил я, подымаясь. — Завтра и выезжаем. Только не с самого утра. Мне ведь не только выспаться, мне еще и вещи в дорогу собрать надо.
Тхиа наклонил голову каким-то особенным движением — застенчивым и вместе чуть виноватым...
— Я твои вещи уже уложил, — признался он.
Тхиа — ах ты, маленький поганец! Уж и не пойму, знаю ли я Тхиа или нет — но Тхиа точно знает меня как облупленного.
Во всяком разе тот Тхиа, которого я знаю, нипочем бы не удержался от искушения обвести меня вокруг пальца.
Признаться, от этой его паскудной выходки у меня здорово полегчало на душе.
По-моему, на это он и рассчитывал.
Поутру мы выехали без малейшего промедления. Пожитки дорожные собраны, лошади подседланы — чего же медлить? Тейну только сказался, что уезжаю — и в путь. На всякие нудные разъяснения и указания, что делать, чего не делать да что в каком случае предпринять, я и мгновения тратить не стал. Незачем мне входить во всевозможные мелочи, унижая Рамиллу недолжной опекой и обессмысливая его звание мастера. Да и не нужны Тейну мои советы. Сам управится. Еще бы не управился! В конце концов, если мастером у меня в Школе поставлен такой раздолбай, что без патриаршего приказу да приглядки шагу ступить не может, чтобы беды не натворить — лопух я, а не Патриарх. Нет, уж кто-кто, а Тейн справится.
Верхом я не езживал давно... а все же лучше в седле покачиваться, чем по каменистым дорогам ноги бить. Хотя и устану я к вечеру больше, чем хотелось бы. Надо, когда вернусь, выписать в школу мастера по верховой езде и конному бою. Дайр все больше по части пешего сражения. Один наездник у нас в школе — и тот Майон Тхиа. Чему мог, нас он обучил... но этого никак уж не довольно. Ну и что же, что прежде бойцы нашей школы верхом не сражались? Все когда-нибудь бывает впервые.
До ожидаемой усталости было еще далеко... нет, что ни говори, а дорога выдалась приятная. А могла быть и еще приятнее — если бы Тхиа шутил и дурачился хоть самую малость поменьше. Вот как начал вчера, так и по сю пору остановиться не может, словно бы и не прерывался, чтоб выспаться. Конечно, вчерашняя его выходка напрочь развеяла мое дурное настроение... далось ему мое настроение, в самом деле! О себе я уж и не говорю: у парня отец при смерти — а он меня же прибаутками развлекает... а, проваль — да ты, Дайр Кинтар, хоть бы усовестился, что ли...
Но когда я решился наконец заговорить об этом с Тхиа, он только головой покачал.
— Нет, — усмехнулся он. — Не в тебе одном дело. Рожа у тебя, конечно, кислая, аж трава кругом вянет, так что мне тебя развеселить — прямой резон, сам понимаешь. Но дурачиться я не перестану, даже если ты и повеселеешь. Очень уж у меня на душе тяжко.
Нет, ну что я за дурак!
— Понимаю, — неуклюже откликнулся я. — Отец при смерти... тебя вот вызвал...
— Вызвал — да, — раздумчиво произнес Тхиа. — Но только не отец. Странно, что меня и вовсе известили.
Он вздохнул — глубоко, словно просыпаясь, я даже почти ожидал, что вот сейчас он начнет потягиваться или потирать глаза — дернул плечом и забросил поводья на седельную луку. Они и не были ему нужны: с лошадью он отлично управлялся одними коленями. А вот избавить от поводьев руки ему, несомненно, следовало. Чтобы не на чем было стиснуть пальцы до судорожной белизны.
— Не скажу, чтобы я об отце не тревожился, — сухо сказал Тхиа, — но... как бы тебе объяснить... отец мой был как раз таким человеком, каким ты прежде полагал меня. Пожалуй, еще и норовом потяжелее. Так что особой любви между нами не было.
Он замолчал ненадолго и подставил лицо ветру. Словно бы воспоминание о заносчивом и неласковом отце заставили ожить того ребенка, которым Тхиа давно уже не был, и потянуться щекой под мимолетную ласку призрачной ладони ветерка.
— Уважения между нами тоже не было, — продолжил Тхиа. — Ну, отцы и вовсе редко уважают сыновей... а мне его уважать... зелье мое, которым я тебе спину пользовал, помнишь? Вот и рассуди, о каком тут уважении речь. Слишком мы с ним разные были. Ладили плохо... а все же уживались. Пожалуй, нас связывало понятие должного... хоть и понимали мы его по-разному. Я делал то, что считал должным для сына, он — то, что считал должным для отца. Вот это нас и вправду объединяло. И крепко. Мы с ним не любили и не уважали друг друга — но понимали, как никто иной. С полуслова.
— Так в школу он тебе отослал, чтобы... — нерешительно начал я и замолк: слово «избавиться» никак не подобало, а другие слова на ум не шли.
— Чтобы прогнать с глаз долой? — подхватил Тхиа. — Нет, что ты! Избавиться от сына только оттого, что не любишь его... нет. Это недолжное поведение. Недостойное. Отец всегда поступал достойно, — на последнем слове Тхиа сделал едва заметный упор. — Нет, за школу я благодарить должен Шенно.
— Лиаха? — изумился я.
— Нет, адмирала... тогда он, конечно, адмиралом еще не был. Ну, и Кеану, конечно.
На сей раз улыбка Тхиа была непритворно радостной.
— Это ведь Лиах прямой, как нож. А братцы его, что старший, что младший, интриганы, каких поискать.
Тхиа улыбнулся еще шире.
— С Лиахом я в ту пору мало был знаком. Все больше издали восхищался. Сам понимаешь, было чем
