каким я и стать не надеялся... сам, своим трудом. И за это я восхищался тобой исступленно... а ты не снисходил до меня. Ты меня даже не презирал... это было почти как домой вернуться. Я был тогда не совсем в своем уме... а если бы ты не дал мне по морде, совсем бы рехнулся.

На этот раз улыбка Тхиа была откровенно виноватой.

— Ты ведь считал меня богатым, родовитым счастливчиком с кучей привилегий?

— Лучше не напоминай, — попросил я. — Страшно и подумать, какой я был дурак.

— Не ты один, — помотал головой Тхиа. — Я ведь почитал счастливчиком тебя. Не делай такие глаза. Ты рос на свалке. Тебе давали плюхи и милостыню. Ты замерзал и голодал — Кинтар, я не понимал, что значит замерзать и голодать, но я понимал, что значит быть живым. Я ведь живым не был, а ты — был, это же такое счастье... и с высоты этого счастья ты, великий боец, избегал меня, как покойника. Ох, как мне хотелось сделать тебе больно... просто чтоб ты понял, что я жив. Уязвить, задеть, оскорбить... и ведь удалось же, да как!

— Вот как — совершенно не помню, — признался я. — Слишком уж крепко я тогда провинился перед тобой, чтобы помнить, чем ты меня задел.

— Зато я помню, — отрезал Тхиа. — На всю жизнь. Но не скажу.

Все верно. Нанесенную тебе обиду забыть можно — особенно если нанес ее друг, ослепленный страданием — но обиду, которую нанес ты сам, невозможно забыть.

— Забудь, — попросил я. — Пожалуйста.

Тхиа повел плечом.

— Забудь, — повторил я. — Мало ли каких глупостей можно наговорить... если тебя это утешит, я едва не обидел тебя похлеще прежнего. Теперь только понимаю, что чуть было не наделал.

— Чуть не считается, — почти обычным тоном возразил Тхиа.

— Такое — считается. Когда мне велели выбрать помощников при Посвящении, я тебе едва не отказал.

— Еще чего! — Тхиа аж привскочил.

Так-то оно лучше будет. Довольно с тебя на сегодня. Слишком много боли ты себе причинил нынешними беседами, чтобы я позволил тебе ранить себя и дальше. По части подначек я, конечно, не тебе чета, но кое-что и я умею. Сколько раз ты меня подлавливал — неужто я тебя не смогу подловить? Да ты уже поймался.

— Ну да, — усмехнулся я. — Это ведь было опасно. Я, по правде говоря, здорово за тебя испугался.

— Ну и зря, — беспечно ответил Тхиа. — Бояться надо было меня, а не за меня.

— Вот и я так думаю, — подтвердил я настолько сокрушенно, что Тхиа не мог не улыбнуться.

Я снял с огня свое варево; Тхиа подбросил в полуугасший костер немного хворосту и потянулся за едой. Отменная стряпня вышла, ничего не скажешь. Я и вообще кухарить умею лучше, чем разговоры разговаривать. Кто меня сегодня за язык тянул, ну скажите — кто?

Тхиа отхлебнул немного, одобрительно кивнул — а потом ухмыльнулся, да не просто так, а со значением. Будто потешаясь моим мыслям — а что я сейчас ничего вслух не говорил, для него не помеха.

Вечер оказался куда приятнее, нежели утро — и тем более день. Тхиа во время ужина, да и после него, дерзил и балагурил без передышки — но его дерзости обрели прежнюю летящую легкость. Все его утренние шуточки отдавали на вкус отчетливым призвуком отравы — сладковатым, тошнотворным и одновременно призывным: выпей меня, испробуй, изведай, растворись во мне, растворись, утони, исчезни, не будь... ушла манящая погибельность, ушла, как и не было ее. Будто вскрыли воспаленную язву, выпустили порченую кровь, дурную, черную — а с ней ушел и лихорадочный жар, и ломящая боль. Передо мной сидел прежний Тхиа. Наконец-то прежний. Настолько прежний, что я четырежды пригрозил не пустить его на клумбу и один раз дал подзатыльник.

Да, вечер выдался неплохой. А вот утро... утро я бы в охотку сменял на зубную боль, да еще бы и в выигрыше остался. Покуда мы с Тхиа наскоро умывались у ручейка, ничто вроде не предвещало дальнейшего. И когда мы перекусили остатками вчерашнего ужина, тоже все было нормально. А вот когда Тхиа достал из седельных сумок нашу аккуратно сложенную церемониальную одежду... вот тут-то утро и начало себя оказывать во всей красе.

И не одежда тому виной. Никто и слова о ней дурного не скажет. Это во времена прошлого царствования этикет предписывал носить высоченные воротники, о которых говаривали, что изобрел их придворный палач — причем с такой убежденностью, что у слушателя возникало сомнение, а шутка ли это. У тех же, кто хоть раз затягивал на своем горле помянутый воротник, сомнений не возникало и вовсе: какие шутки, господа — правда и только правда! Адмирал мне такой воротник показывал. Не знай я, что это воротник, точно бы подумал, что орудие пытки для особо высокорожденных преступников — а иначе зачем удавку драгоценностями украшать? Теперь таких уже не носят, хвала Богам. Нет, одеяние удобное, похаять нечем. И никто не посмеет сказать, что Тхиа не к лицу цвета дома Майонов — синее с золотом. Или что цвет морской волны с серебром — знак дома Шенно — не к лицу мне. Тем более что одеяние мое подарено Лиахом и Кеану — а уж они позаботились, чтобы платье сидело на мне ловко, точно вторая кожа. Ничто в моем обличье не способно служить к посрамлению дома Шенно, ни даже к моему собственному. Нет, переодевался я даже с удовольствием.

А вот чуть погодя, когда мы, умытые и переодетые, вновь уселись верхом и направили коней по тропинке, ведущей прочь из леса, я от всей души пожелал, чтобы век у меня причины не было облачаться во все это роскошное тряпье. И чтобы у Тхиа не было причины тем более. Наряд его сиял синевой и золотом, как полуденный небосвод — а лицо его было мрачнее тучи. Сторонний человек нипочем бы не догадался, но... а, проваль — что я, первый год знаю Тхиа, что ли?

Нет, повод для мрачности у него, конечно, был. Это я мигом уразумел. Едва только мы выехали из лесу и нашим взглядам открылся замок... тут же и уразумел. Действительно, громадина. И этажей в ней много. Притом же выстроено толково. Стены высокие и все такое прочее... так и кажется, что их целой армией оборонять придется. А на самом деле народу для обороны замка нужно всего да ничего. Это осаждать его нужно целой армией — и то не сказано, что захватить удастся. Если в замке хотя бы две дюжины толковых воинов найдется, они его удержат, не особо напрягаясь. А если бестолковых... тогда трех дюжин хватит. Очень старая постройка. Чудовищно старая. Теперь так даже крепости не возводят — нужды нет. На века строили. В те еще времена, когда самый сильный маг разве что хижину дровосека мог обрушить. С тех пор магия ушла вперед. Выяснилось, что даже заурядный маг может разнести в каменный прах любую крепость — причем тем основательней, чем она больше. Хижина дровосека для своего разрушения требует почти той же затраты сил, что и в незапамятной древности — а вот такой замок можно снести до основания простым мановением руки и даже не вспотеть. Вот и перестали возводить каменные громады, способные противостоять вражеским ордам: что в них толку, если враг догадался прихватить в набег парочку-другую магов? Я уж думал, подобных замков и вовсе не осталось на земле — ан нет, вот он, стоит. Памятник собственному величию, миновавшему невозвратно. Гробница устаревшей стратегии, почившей столетия тому назад.

Что верно, то верно. Гробница — это самое то слово. Я слегка скосил взгляд на Майона... ну так и есть. Мы еще и не въехали в огромную тень замка — но тень эта уже плескалась в глазах Тхиа. Куда только сгинули годы, прожитые им в школе! Эй, Тхиа, братишка — да что это с тобой? Эта штука ничего не может тебе сделать, слышишь? Она ведь мертвая... напрочь мертвая. Она еще до твоего рождения была мертвой! Это дохлая куча дохлых камней. Она умерла почти пятьсот лет тому назад. Это просто-напросто гробница...

Гробница. Усыпальница. Склеп. Могила.

И мальчик Тхиа возвращается в могилу, где он был рожден и первые пятнадцать лет своей жизни был похоронен заживо.

Если бы я мог, если бы я был волшебником, я бы снес эту мерзость с лица земли, не обинуясь ничем. У Тхиа даже скулы заострились, как у покойника, и кожа на них натянулась и побледнела.

Ну ладно же!

— Эй, Тхиа, — окликнул я его самым беспечным тоном, на который только был способен, — если

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату