— Полезай, — повторил Тхиа, и я на заставил просить себя еще раз.
Ветви у яблони были толстенные, раскидистые, могучие — я таких отродясь не видывал. Пожалуй, на этом дереве и без магии половина наших учеников укрылась бы запросто.
— Вот теперь и поговорить можно толком, — сказал Тхиа, устраиваясь на соседней ветке. — Что скажешь?
— По-моему, это ты собирался мне что-то сказать, — растерялся я.
— Да, — согласился Тхиа. — Но сперва я хочу послушать тебя. Видишь ли, я многое уже знаю наверняка, а ты только догадываешься. Если я начну говорить первым, ты свои догадки позабудешь. А я хочу их знать. Выслушать.
Он сорвал недозрелое яблоко, темное в лунном свете, прохладное даже на взгляд, и приложил его к щеке.
— Я хочу быть уверен, что ничего не упустил, — тихо произнес он. — И ничего не выдумал.
— Изволь, — я шелохнулся, и другое яблоко мягко стукнуло меня по макушке. — С чего начать?
— С обеда, пожалуй, — подумав, произнес Тхиа.
— Это да, обед странный, — согласился я. — И гости странные. А еще того страннее, что ты их не знаешь почти никого, кроме как по именам. И одеты они странно... не слишком сообразно случаю. А уж кольца-застежки и прочие висюльки... я было подумал, что камни поддельные.
— Камни как раз настоящие, — промолвил Тхиа, почти не разжимая губ.
— Тебе видней, — уступил я. — Хотя мне такие раньше на глаза не попадались.
— Конечно, — хмыкнул Тхиа. — Откуда? Это ведь старые камни.
— Так ведь все фамильные драгоценности старые, — удивился я.
— Не все, — ухмыльнулся Тхиа. — Бывает, что новые кольца заказывают. Или старые камни в новую оправу ставят, а то огранить заново отдают. Не каждый день, конечно...
— Вот-вот, — фыркнул я. — Фамильному перстню Лиаха, к примеру, лет двести.
— Двести тридцать восемь, — небрежно уточнил Тхиа. — Но не две тысячи, правда?
Я вытаращил глаза.
— Уж поверь ты мне, — усмехнулся Тхиа. — Я в этом немного разбираюсь. Не так, как Кеану, конечно...
— А при чем здесь Кеану? — мало-помалу я и вообще переставал хоть что-то понимать.
— А при том. Это я у него познаний в истории родовых драгоценностей нахватался. В последний мой приезд в столицу — ну, когда мы с ним сдружились — он о чем и говорил! Оправа, огранка, размеры, сам выбор камня... Одним словом, то, что ты сегодня видел... это не старинные украшения, а древние. Таких в прадедовской шкатулке не найдешь. — Он задумчиво покатал яблоко по щеке. — Да если бы эти обалдуи знать могли, что я в подобных вещах разбираюсь, я бы за наши с тобой жизни обрезка ногтя не дал. Я и сейчас не вполне уверен. К слову сказать — спасибо за твою дурацкую предосторожность.
— Которую? — поинтересовался я.
— Насчет поста. Я ведь согласился, лишь бы с тобой не спорить. Ты иногда бываешь так невыносимо упрям...
— Кто — я?! — возмутился я.
— Ну, не я же, — отмахнулся Тхиа.
Нет, но какова наглость! И не захочешь, а залюбуешься.
— А выходит, ты был прав, — невозмутимо продолжил этот нахал. — Как только я эти камни увидел...
— Да что в них такого страшного? — не выдержал я. — Ну, камни. Ну, древние. Небось всей оравой какой-нибудь клад отрыли, вот и увешались на радостях побрякушками.
— Какой-нибудь, говоришь? — Глаза Тхиа недобро блеснули. — Да нет. Очень даже ясно, какой.
Он замолчал. Пальцы его так крепко сжимали яблоко, словно в эту минуту для Тхиа во всем свете ничего дороже не было.
— Ты что-нибудь слышал о проклятом сокровище? — внезапно спросил он.
Я, признаться, оторопел слегка.
— То же, что и все, — недоуменно ответил я. — Предание о разбитом венце, проклятом сокровище и принцессе Рианхи.
— Действительно, — хмыкнул Тхиа, — то же, что и все. Но ты все-таки расскажи, в каком виде тебе попалась эта легенда. Охота мне знать, сколько в ней на сей раз умолчания, а сколько — прямого вранья.
А, проваль — я никогда не слышал, чтобы Тхиа разговаривал таким тоном! Так доводилось говорить мне... но редко, очень редко. Только в минуты крайнего отчаяния. Когда бесстрастие в твоем голосе становится повелительным, как лед, способный сковать любой водоворот до самого дна.
— Что ж, если надо... — мне вдруг сделалось зябко, и я повел плечами, унимая дрожь. — Ну... что жил-был некий король, жуткий злодей да еще и черный маг впридачу. Вроде бы к тому же и Верховный Жрец Оршана.
— Не «вроде бы», — вставил Тхиа. — Все верно. Продолжай.
— Много земель он захватил, а с нашим королевством у него промашка вышла. Сперва-то он короля нашего убил и венец королевский с него сорвал — а вот на голову себе водрузить не успел. Раскололся венец в его руках. Ну, раз не коронован, так и не король, а враг и захватчик. А сестра убитого короля, принцесса Рианхи, и еще двое безупречных героев тем временем набрали новое войско, созвали дельных магов и расчихвостили подлого злодея за милую душу.
Веки Тхиа полусмежились, и я умолк.
— Дальше, — велел он, не открывая глаз. — Или это все?
— Не все, — я понемногу начинал закипать, но решил не подавать виду. — Когда гнусный гад был убит, а войско его разгромлено, к казне его победители и пальцем не притронулись. Хотя вся страна в руинах после войны и все такое прочее... слишком уж много крови было на этих сокровищах. Крови, слез, горя... даже у последнего нищего рука не поднялась. Золото, камни цены несметной... говорят, все это богатство в сундучке заколдованном лежало — из тех, куда хоть бы и полмира засунуть можно. И будто бы выбросили этот сундук в море, и никто не знает, где.
— «Будто бы». — Кончиками губ усмехнулся Тхиа. — Ты замечательно умеешь подбирать нужные слова. Просто дарование какое-то. Ты их исподволь чуешь. Ладно, о сундуке ты все сказал, что знал — а о принцессе?
Я невольно улыбнулся. Когда я впервые услышал эту легенду, то подумал, что никогда не женюсь, потому что Рианхи давным-давно умерла — а если ее нет, то в кого еще влюбляться? Сколько же лет мне тогда было? Семь... или все-таки восемь? Я был без памяти влюблен в прекрасную принцессу. Ведь она сама бок о бок со своими военачальниками сражалась со злобным захватчиком. Разве теперь такие принцессы бывают? Эх, да что там говорить...
— Принцесса, — произнес я, все еще улыбаясь своим детским воспоминаниям, — осталась без престола. Несправедливо как-то. Я понимаю, закон есть закон, а по закону женщина может короноваться только венцом своих предков, и никак иначе. Но ведь она была героиня, разве нет? Ну и что же, что корона сломана! Если бы только Рианхи захотела, никто бы слова поперек не сказал. Ее же просто обожали. Но принцесса против закона не пошла. Одному из военачальников отдала трон, а другому — руку и сердце.
— И жили они долго и счастливо, — со вздохом заключил Тхиа. — Так я и думал. Должен тебе сказать, что умолчание в твоей истории только одно. Зато вранья — целые горы. Непроходимые.
Ведь не восемь лет мне, и давно уже... а в горле отчего-то стало тесно. Я сглотнул.
— Ты хочешь сказать, что принцесса... — не своим каким-то, спертым голосом произнес я.
Фразы я не докончил, но в этом не было нужды: Тхиа понял меня, по-моему, даже раньше, чем я открыл рот.
— Нет, что ты, — печально улыбнулся он. — Рианхи достойна любой легенды — и любая легенда недостойна даже коснуться ее. Поверь мне. Видишь ли, имени второго полководца — того, кто стал мужем принцессы — ни баллады, ни легенды не упоминают. А звали его Майон.
Он сказал это обыденно, не рисуясь. Так обыденно, что я поверил ему безоговорочно.