о чем поговорить.
Он наконец-то задал мне свой Священный вопрос.
Тогда, в неразберихе и неуверенности ночной встречи, он наверняка собирался спросить, не связан ли я с заговором, и тем покончить со своими сомнениями: хоть я и принял его вассальную приясгу, а значит, показал полную к заговору непричастность, сомнения у Лаана еще оставались. Вот только жизнь сама ответила на его незаданный вопрос, ответила быстро, решительно и полно.
Спрашивать теперь следовало о другом.
Все эти дни Лаан пытался понять, о чем же стоит меня спросить — и только сегодня, когда я обрушил замок, понял.
— Ты кто? — спросил Лаан, когда обряд Вопрошания был совершен.
Спросил с предельной искренностью — ответ был для него предельно важен... что ж, на его месте и я бы задал тот же самый вопрос.
Только я не на его месте, а на своем, и не спрашивать мне надо, а отвечать — а я понятия не имею, как ответить.
Кто я такой?
Еще бы я и сам знал...
Я... Младший патриарх... Шенно Дайр Кинтар... прах меня побери —
— Не знаю, — честно ответил я — а иначе, как честно, на Священный вопрос ответить нельзя. — Не знаю. Но если узнаю, обязательно тебе скажу.
Часть четвертая
Ученик моего ученика
— Никогда бы не подумал, что ты — и вдруг боишься чего-то, — удивился Кеану.
Не взаправду удивился, конечно. Картинно, напоказ, чтобы подначить меня. Ничего не поделаешь — кто бы что ни говорил, но Кеану — мальчик тихий, серьезный, спокойный и вдумчивый. Именно таким и приходит иной раз в голову хорошенько покуролесить, подшутить над кем-нибудь, учинить каверзу — словом, вспомнить, что они тоже живые люди. Одна беда: куролесят они не постоянно, а от случая к случаю, и должного опыта у них в этом деле нет. А если за дело берется человек без должного опыта... Лиах и адмирал и посейчас вспоминают былые времена с невольной дрожью — а они люди не из трусливых. Просто раньше Кеану проделывал свои шуточки при помощи магии, а теперь с него довольно и обычных подначек. Вдобавок братьев он оставил в покое: они-то знают его, как облупленного, а я — человек новый, меня разыгрывать и подначивать куда как интереснее. Ни одна моя с ним встреча без этого не обходится. Хотел бы я знать, почему? Неужели прав был Дайр Тоари? Он еще в бытность свою мастером Дайром говаривал, что я представляю собой этакий ходячий вызов, и ни один мужчина старше трех дней от роду в моем присутствии не удержится от искушения расправить плечи, поиграть мускулами, блеснуть умом и все такое прочее. И прибавлял, что, дескать, скромнее надо быть, скромнее, а то и нарваться недолго. Он и сейчас так говорит.
— Конечно, боюсь, — пожал я плечами. — Не боятся только полоумные, и то не все, а самые-самые. А я пока еще в своем уме.
Кеану открыл было рот, но я его опередил.
— И не вздумай заявлять, что по мне этого не скажешь, — я скроил злобную угрожающую ухмылку. Кеану ответил мне точным ее подобием, и мы оба расхохотались.
На самом деле мне было не до шуток.
— Нет, правда, — возразил Кеану. — Я бы никогда не подумал, что ты можешь испугаться дурных снов.
— Не снов, — поправил я его, — а сна. Одного сна. И я его действительно боюсь. Так боюсь, что мне от одних мыслей о нем не по себе становится. Я потому к тебе и пришел...
— Прости, — Кеану провел рукой по лицу, словно стирая с него неуместное веселье. — Так что за сон? О чем?
— Да ни о чем, — медленно произнес я. — Просто небо... безоблачное такое. Знаешь, бывает так — лежишь в траве и кверху смотришь, и на небе ни облачка. Вот такое небо. Солнце полуденное, жаркое... и луна полная рядом. Чепуха, в общем. Просто солнце и луна вместе, и все... и оттого, что они вместе, так мне страшно почему-то, такая жуть продирает, что... — я замолчал и стер со лба выступивший пот.
— И давно тебе эта пакость снилась? — резко спросил Кеану.
— Да с последнего полнолуния каждую ночь, — ответил я уже почти спокойно.
Глаза Кеану сузились и потемнели.
— А поутру, когда просыпаешься, — странным, рассеянным и вместе сосредоточенным голосом промолвил он, — у тебя не возникает желания все бросить и уйти куда глаза глядят, на все четыре стороны?
Я призадумался.
— Ну, не совсем так, — ответил я наконец. — Конечно, подзасиделся я на одном месте, но...
— Подзасиделся? — переспросил Кеану. — Ты? Ладно, пусть так. Все же это лучше, чем... а, скажем, тоска? — внезапно перебил он самого себя. — Тревога? Растерянность? Неопределенное желание непонятно чего? Не во сне, конечно, а наяву?
— Нет, — ответил я уверенно. — А в чем дело?
— Погоди, — отмолвил Кеану. — Сейчас попробую посмотреть... не ручаюсь, конечно... а посмотреть надо... так оно надежнее...
Я попытался заглянуть ему в глаза, но не сумел. Голову Кеану держал по своему обыкновению чуть наискось, темная челка совершенно затеняла глаза. Меня и прежде частенько бесила эта его манера, но так сильно, как сегодня — ни разу.
Кеану словно бы и не заметил моей неуклюжей попытки. Жестом одной руки он велел мне сесть и заткнуться, а другую засунул в ящичек с очередным ворохом магических штуковин и достал оттуда волчок и гость стеклянных шариков. Детишки часто привязывают к волчку всякие всячинки, чтобы вертелись, когда волчок раскрутится. Но эти шарики не были прицеплены к волчку.
Зато когда Кеану раскрутил волчок, шарики вертелись вокруг него, словно на невидимых нитях.
Уж не знаю, что такого Кеану углядел в их вращении, но вглядывался он очень пристально. Так, будто скрытого в засаде убийцу высматривал. Когда волчок наконец-то замедлил вращение, губы у Кеану были совершенно белые.
— Так не пойдет, — я плеснул Кеану в чашку горячего вина из кувшина. — Ну-ка, пей.
Кеану поблагодарил меня молчаливым кивком, взял чашку из моих рук и осушил ее единым духом. А, проваль — да что с ним творится?
— Что ты там в своих шариках углядел? — спросил я, стараясь говорить спокойно, почти небрежно. Ясно же, что увиденное испугало Кеану не меньше, чем меня — мои сны... так что незачем пугать его моей тревогой еще сильнее.
— То, что и ожидал углядеть, — угрюмо ответил Кеану. — Не так плохо, как я опасался... ты вовремя пришел, еще бы чуть-чуть, и было поздно... но все равно плохо. Солнце и луна в зените — и страх... а ведь тебе уже приходилось страшиться солнца в зените наяву — или ты забыл?
Забудешь такое, как же! Нет, я не забыл... я просто-напросто не хотел вспоминать — так оно будет вернее.
И тут до меня дошло, что хотел сказать Кеану.
— Оршан? — прошептал я враз пересохшими губами.
Алтарный камень под моими лопатками. Беззвучный вопль моих мышц и связок, растянутых,
