особую книгу — что получено, от кого, когда, что этот господин подарил в прошлый раз... Это ведь не мне подарено, не принцу Юкенне, а племяннику князя-короля, послу в Загорье. Я когда домой поеду, подарков этих с собой не возьму, все в посольстве останется, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Кенет.
— Тогда ты должен понимать, что подарки я принимаю с осторожностью — мало ли какую пакость могут послу подсунуть под видом подарка? Отравленное вино, например... или еще что-нибудь в том же роде.
Кенет снова кивнул.
— А колечко это мне прислал его высокородное благолепие господин Главный министр Тагино. Вот уж от кого бы я и мелкой монеты из рук не принял! Я его, поганца, давно остерегаюсь, и он это знает. Я обычно к его подаркам и не притрагиваюсь... а тут, не долго думая, сразу перстень на палец надел и думать о нем забыл. И странным мне это не показалось.
— Наговоренное кольцо? — осмелился уточнить Кэссин.
— Наговоренное, — кивнул Юкенна. — Я ведь и вообще перстни ношу только по большим праздникам, когда мне положено при всех посольских регалиях щеголять, а потом сразу же снимаю. А это кольцо днем и ночью носил, и не мешало оно мне, и не замечал я его. И никто другой не замечал. Ты ведь тоже на мои руки смотрел, а кольца наверняка не приметил.
Кэссин покачал головой.
— Я приметил, — сообщил Кенет.
— На то ты и маг, — хмыкнул Юкенна. — А я всего-навсего посол. Значит, ношу я этот перстень чуть не с год, и тут приходит мне, послу, приглашение. Зовут меня в сопредельное государство посетить его величество короля Югиту по случаю... вот забыл! Да это и не важно. Сам не знаю отчего, но приглашение это меня встревожило. Взялся я за Книгу Имен — я, знаешь ли, гадальщик тоже не из последних.
— Знаю, — отозвался Кенет. — Как бы я иначе тебя нашел?
— Стал я и так, и сяк по именам расклады делать — и ничего особо скверного не обнаружил. Нельзя сказать, что очень уж сочетание благоприятное — Югита и Юкенна, — но и угрожающего тоже ничего. Мир от нашей встречи не перевернется. Опять же приглашение — штука такая, что не отвертишься. Очень мне хотелось больным сказаться, да что толку? Снова ведь пригласят. Один раз — болен, и два раза — болен, а на третий раз — что за болезнь? Острое дипломатическое осложнение? Если посол одной страны так упорно не желает ехать с визитом в другую... такой отказ может очень плохо кончиться.
Юкенна досадливо сморщился.
— Вот я и поехал. Еду и все себя уговариваю, что гроша ломаного мое дурное предчувствие не стоит. А на душе так пакостно, словно... да нет, вспоминать даже не хочется. Пересекаю я границу, и встречает меня почетный эскорт — все как полагается... да только не совсем. Потому что встречать иноземных послов обязан министр этикета и церемониала — есть такой министр, господин Дайритэн. Я с ним знаком. Солидный, представительный, как похоронные дроги, обидчив безмерно, но мы с ним неплохо ладили. Я и речь по случаю встречи с ним приготовил... а встречает меня вовсе не господин Дайритэн, как полагалось бы, а сам Главный министр Тагино. Чтобы почету мне больше оказать. Вот тут-то я за голову и схватился.
— А почему? — не выдержал Кэссин.
— А потому, что единственный почет, который может мне оказать господин Тагино, — это отрубить мне голову золотым топором. Чтоб почету было много, а голову мне рубили долго. И если уж он самолично наладился меня встречать — это что-то да значит. Ну, я долго ждать не стал. До столицы мы в тот день, по счастью, не доехали. Вот как только мы на постой определились, я тут же снова гадать принялся. Но теперь уж не на два имени, а на три. Тагино, Югита и Юкенна.
Юкенна примолк и яростно хрустнул пальцами.
— У меня от этого гадания волосы дыбом встали, — со злостью произнес он. — Как ни раскладывай такое сочетание имен, а выходит одно и то же: смерть короля Югиты от моей руки... моя смерть, само собой... война... стоило прибавить к раскладу имя Тагино, и судьба определилась — хуже некуда. Смотрю я на этот расклад и одного никак понять не могу: с чего это мне вдруг в голову взбредет короля убивать? О нечаянности тут и речи нет: гадание ясно гласит — убийство. Да и короля нечаянно не убьешь, это ж тебе не пьяный мастеровой, которого приятель столярным отвесом по голове может треснуть ненароком. Тут всякие случайности исключены. А убивать короля у меня никаких причин нет, наоборот: я же своей стране не враг.
Кэссин уже начинал догадываться, какое продолжение последует за этими словами.
— И если расклад делает таким имя Тагино, — разъяснял Юкенна, — значит, причина именно в нем. Именно он смерти короля и добивается... это для меня, впрочем, не новость... только почему же тогда короля должен убить я, а не он? Вот тут-то мне кольцо подаренное на память и пришло.
Юкенна невольно взглянул на свою руку, уже освобожденную от кольца.
— Решил я его на всякий случай снять... решение далось с трудом, а выполнить я его и вовсе не смог. Только пытаюсь перстень снять — в глазах мутится. И сразу забываю, что это я только что сделать хотел... вроде и хотел что-то... а вроде и нет. Напрягусь, вспомню, руку к перстню протяну — опять! Раза три сознание терял, а так снять кольцо с пальца и не смог. Тогда-то я и начал хоть что-то соображать.
Кэссин чуть приметно кивнул: он-то уже все понял. Человек, постоянно отряжающий к господину Главному министру магов-шифровальщиков, волей-неволей ознакомится немного с его методами.
— Ему хотелось убрать короля. Вот он и придумал, как это сделать: моими руками. Замечательный повод для войны! И Загорье в эту войну тоже будет втянуто, тут уж никаких сомнений.
— На чьей стороне? — осведомился примолкший было Кенет.
— На своей, — ответил Юкенна. — Сад Мостов воюет с Загорьем, а войска господина Тагино — с нами обоими... и побеждают, разумеется. Королю Югите эта война ни к чему, зато она очень нужна Тагино. Хитро придумано — одним ударом расправиться с королем и раздобыть долгожданный повод для войны. Для меня эти его замыслы — не тайна. Я ведь, собственно, для того и решил поехать, чтоб повода ему не подавать, — а вышло так, что прыгнул я из-под дождика да в море.
Кенет и Кэссин безмолвно переглянулись: несмотря на гнев и досаду, в голосе Юкенны сквозило некоторое уважение к хитроумному противнику.
— А мне что делать оставалось? Покуда кольцо на пальце, короля Югиту я должен избегать всеми силами. Избавиться от кольца я не могу — значит надо бежать. Причем бежать так, чтобы опять же повода не подавать. Если я просто сбежал — значит проявил неуважение к пригласившему меня королю. Если меня, приглашенного посла, убили — тоже повод для войны. Юкайгин будет просто вынужден ее объявить. И даже если он не захочет и попытается как-то покончить дело миром, Тагино ему такой возможности не даст. Значит, я должен не сбежать и не умереть, а исчезнуть непонятным образом. Вот я всю комнату вверх дном перевернул потихоньку и вышел. Пусть гадают — то ли меня похитили, то ли убили, то ли я сам ушел. Пока Тагино не будет точно знать, что со мной случилось, действовать поостережется. А я выиграю время.
Кэссин вновь кивнул. Другого человека исчезновение намеченной жертвы могло бы только подтолкнуть к решительным действиям — но маниакально осторожный и подозрительный Тагино не мог не затаиться на время. Да, Юкенна неплохо изучил своего противника.
— Я думал, что, пока меня будут искать, я успею пересечь границу и добраться до своей резиденции в Загорье, а там уж придумаю, что предпринять.
— А до Загорья добраться не сумел?
— Как видишь. — Юкенна снова хрустнул пальцами. — Не смог даже близко к границе подойти. В обморок падал, кровью меня рвало... а в себя я всякий раз приходил все ближе к столице. Тянуло меня туда. В последний раз очухался я возле Тошниловки и решил, что не стоит больше судьбу искушать. Пока я в своем уме, я еще хоть как-то за себя отвечаю, а следующий обморок приведет меня прямиком в королевский дворец. И чем дальше я попытаюсь уйти, тем вернее так оно и будет. Уйти не могу, довериться некому, весточку послать не с кем... да и не сказано, что я сумел бы послать эту весточку, даже если бы и гонец нашелся. Был ведь у меня такой случай, что я покончить с собой хотел... не вышло у меня ничего. Кольцо не пустило.
— Оно и к лучшему, — заметил Кенет.
— Правда твоя, — ухмыльнулся Юкенна, — только тогда я так не думал. Ты и представить себе не