— А нам, получается, даже не уходить, а драпать надо, — тоскливо подытожил Кэссин. — Думаю, старшие ученики уже сообразили, что ничего они на пустыре не высидят. И господин Главный министр уже получил донос. Мол, поймал господин маг другого господина мага...
— Продолжай! — взмолился Юкенна. — Да поподробнее! Мне очень важно знать, что этот поганец знает точно, а о чем только догадывается.
— Точно он знает, что дом растаял и мага нет. — Кэссин чуть призадумался. — Пожалуй, на этом все. Он мог прослышать, что в окрестностях бродили двое парней с ребенком... но едва ли он догадается, что мы как-то к этому делу причастны. Хотя при его подозрительности... ох не знаю. Лучше нам удрать отсюда поскорее.
— Намаэна придется оставить, — произнес Кенет. — Это, конечно, опасно, но брать его с собой еще опасней. Господин лекарь может выдать мальчика за какого-нибудь там внучатого племянника... за дальнюю родню, в общем. А с нами он может попасть в такую передрягу...
— Согласен, — кивнул Кэссин и отвернулся, чтобы скрыть внезапную бледность. Намаэн был парнишка славный, что и говорить. К тому же малыш Намаэн — все, что осталось от кэйри Гобэя. Помогая Кенету бежать, Кэссин вовсе не ощущал себя предателем — но теперь ему предстояло оставить Намаэна, пусть и для его же блага...
— Эй, что загрустил? — окликнул его Кенет. — Уходить не хочется?
— Да не в том дело, — вздохнул Кэссин. — Просто я себя чувствую... даже и сам не знаю кем. Очень хочется поступить правильно... вот только не знаю, как это — правильно.
— Не знаешь? — прищурился Кенет. — А ну-ка быстро: как правильно — у рыбов нет зубов, у рыбей нет зубей или у рыб нет зуб?
— У рыб нет зуб, — машинально ответил Кэссин.
— У рыб нет зубов! — рявкнул Кенет. — Только это тоже неправильно. Потому что зубы у рыб есть. Понял?
— Нет, — честно ответил Кэссин.
— Ты выбираешь, какое из неправильных решений самое правильное, — пояснил Кенет. — А они все неправильные. Вот как с этими рыбами и зубами.
— А как же тогда правильно? — растерялся Кэссин.
— А правильно — собирать наши пожитки и драпать в лес.
— У рыб нет зуб, — негромко заметил Юкенна.
— Почему? — обернулся к нему Кенет.
— А потому, что и это неправильно. Предместья и лес Тагино станет прочесывать в первую очередь. И народу на поиски снарядит уйму. Может, даже целое войско. С него станется. Самое безопасное для нас сейчас — это вернуться в город. Там он уже искал, и в самое ближайшее время город заново прочесывать никто не станет.
— Так-то оно так, — пожал плечами Кенет, — но в лесу мы и сыты, и в тепле, а куда нам в городе податься?
Кэссин мгновенно воспрял духом.
— А вот это я беру на себя, — заявил он. — У меня есть кое-какие старые друзья. Они нас укроют.
— Вот и замечательно! — просиял Юкенна. — Только не «нас», а вас. Мне с вами покуда не по пути. И хорошо бы, — обратился он к Кенету, — чтобы ты меня на место доставил.
— Доставлю, — кивнул Кенет. — Куда?
— К дверям нашего посольства, — невозмутимо ответствовал Юкенна.
— Куда?! Да, нам туда и впрямь ходу нет. Что ты замыслил?
— Там видно будет, — отозвался Юкенна.
— Как же нам с тобой потом найти друг друга? Или ты полагаешь обойтись без помощи?
— Если бы! — вздохнул Юкенна. — Без вашей помощи мне никак не обойтись. Только я пока не знаю, что за помощь мне понадобится, а подставлять вас до тех пор понапрасну не хочу. Лучше скажите, где вас искать. Я вас сам найду.
— В порту, — охотно откликнулся Кэссин. — В тупичке возле Старой Верфи. Положишь записку за кучу сломанных бочек. Они там испокон веку стоят, уже и мхом поросли. Знаешь это место?
— Найду как-нибудь, — кивнул Юкенна.
— В порту, в порту... — задумчиво пробормотал Кенет. — Послушай, твое высочество, а у тебя пустых гадальных бирок не найдется?
— Как не быть, — подтвердил Юкенна. — А тебе зачем?
— Надпиши их своей рукой и оставь нам.
— Гадать собрался? — ухмыльнулся Юкенна.
— Гадальщик из меня — как из жабы соловей, — хладнокровно возразил Кенет. — А вот если придет к тебе человек и скажет, что он-де от меня...
— Понял, — ухмыльнулся Юкенна. — Правильно. Свой почерк я всегда узнаю. А если нет бирки, значит, это не твой гонец, а соглядатай.
Он высыпал на стол несколько чистых гадальных бирок и быстро надписал каждую из них самыми обычными среди гадальщиков знаками: «земля», «вода», «удача» и прочими.
— Это ты хорошо придумал, — снова одобрил он, вручая Кенету горстку бирок. — Глядишь, из тебя еще и получится недурной придворный интриган.
— Вот уж чему не бывать! — Возмущенный Кенет скривился так забавно, что Кэссин едва не захохотал.
Кенет подкинул бирки на ладони, поймал их и ссыпал в потрепанную холщовую сумку.
— Погоди сумку завязывать, — остановил его Юкенна. — Хочу с тобой заработком поделиться.
Он вытащил из своей гадальной сумки четыре связки мелких денег и две крупные серебряные монеты.
— Для того, что я задумал, деньги эти не нужны, — объяснил Юкенна. — Наоборот, они могут мне только помешать. Не выбрасывать же их... все-таки сам заработал! А у вас обоих вид не так чтобы очень денежный. Вам лишняя монетка не помешает.
— Это верно, — согласился Кенет, пряча деньги в сумку. — Спасибо. Никогда не забуду, что племянник князя-короля нам на штаны да пропитание вот этими руками деньги заработал.
Понять по его тону, шутит ли он, или говорит всерьез, было решительно невозможно. Кэссин и пытаться не стал. А вот Юкенна, похоже, понял безо всяких усилий. Как же легко Кенет с людьми сходится! Вчера только они с Юкенной впервые познакомились, а сегодня понимают все с полуслова, как старые друзья, подтрунивают, усмехаются... а Кэссин и посейчас еще толком не разобрался, как ему вести себя с Кенетом, не говоря уже о Юкенне.
— Тебе пора, — объявил Кенет.
— Сейчас. — Юкенна встал и отвесил Кэссину прощальный поклон.
Вот когда Кэссин окончательно убедился, что перед ним — принц и дипломат! В неспешном поклоне Юкенны не было и намека на фамильярность — негоже ведь принцу панибратствовать с оборванцем: это унизительно не только для принца, но и для оборванца. Подобная бесцеремонность отдает чудовищным высокомерием: дескать, я тебя настолько ни в грош не ставлю, что подобный фамильярный поклон не может унизить моего достоинства. Нет, поклон Юкенны не был панибратским. Но не было в нем и церемонной официальности. Так кланяются человеку, к которому испытывают уважение и благодарность, на чью дружбу надеются в будущем... все правильно, Кэссин ведь Юкенне пока еще не друг, а всего лишь случайный знакомый. Другой на месте Юкенны долго и мучительно соображал бы, сравнивая мысленно все возможные и невозможные оттенки выразительности, и подобный поклон был бы итогом целого дня тяжких раздумий. А вот Юкенна поклонился именно так, даже не задумываясь. Его тело само выбрало, как именно следует выразить душевное расположение, и выбрало мгновенно, даже без участия рассудка. Совершая ответный поклон, Кэссин подумал, что уж теперь-то он понял раз и навсегда, чем опытные дипломаты отличаются от простых смертных. Никакие пространные объяснения не смогли бы выразить этого различия лучше.
