— Милости просим, — нараспев протянул парень и слегка откинул голову назад.
— Фигляр, — вздохнул хозяин. — Смотри, довыпендриваешься.
— Это при своих-то? — ухмыльнулся парень. — Да что вы, хозяин... а при чужих я ни-ни, вы же знаете.
Байхин и Хэсситай почли за благо побыстрей воспользоваться приглашением, отложив расспросы на потом. Место, в которое они попали, и владеющие им люди были по меньшей мере странными, чтобы не сказать — загадочными, но эти странные люди спасли обоих киэн, здорово рискуя при этом собственной шкурой. Подвергать их еще большей опасности — значит отплатить злом за добро. Лучше побыстрей спрятаться в укрытии, не тратя времени на неуместные разговоры... а там, глядишь, что-нибудь да прояснится.
Потайная комната оказалась большой — едва ли не больше всего остального погребка — и довольно уютной. С потолка свисал начищенный бронзовый светильник на крепкой цепочке. Низенькие столики, не в пример стоящим снаружи, чисто вымыты. Самая что ни на есть обычная комната для необычных посетителей. В таком помещении трактирщик обычно ублажает едой и питьем тех нечастых клиентов, которым полагается кланяться в пояс. Словом, ничего необычного... Ничего? Как бы не так. Именно комнате для дорогих гостей, а никак уж не внешней трапезной, полагается покрываться пылью — ведь комнатой этой так редко пользуются. У входа в такую комнату трактирщик часто-часто кланяется достопочтенным господам и сыплет прибаутками да приговорками, выражая свою сверхъестественную радость, а сам зорко следит, когда же проскользнувший втихомолку вовнутрь прислужник выберется наконец, тщательно пряча за спину побуревшую от пыли тряпку, — и лишь потом, не переставая кланяться, ведет сиятельных господ туда, где они смогут перекусить и выпить, не оскорбляя свой взор созерцанием всякого сброда. И не стена с потайным механизмом, а дверь, прикрытая изнутри красивой занавесью, отделяет залу для почтенной публики от общей трапезной.
— Располагайтесь, — промолвил хозяин погребка, широким жестом обводя комнату. — Вот только предложить мне вам, кроме холодных закусок, нечего. Днем мы ничего не готовим и огня не разжигаем. Если вдруг ни с того ни с сего у меня из трубы дым повалит...
— Понял, — кивнул Хэсситай. — Не огорчайтесь, почтенный. Мы не в обиде. Вы же нам жизнь спасли как-никак.
Спрашивать, из каких соображений гостеприимный трактирщик решил рискнуть собой ради двоих незнакомцев, Хэсситай не стал. Обычный киэн на его месте скорей всего не удержался бы — но среди Ночных Теней подобные вопросы почитались неприличными. Спас тебя человек — будь благодарен и не лезь к нему в душу, не вызнавай, зачем да почему: тебе-то что за дело? Захочет, так и сам расскажет... а не захочет — радуйся, что жив остался, и молчи, если только твой спаситель не даст понять, что готов дать ответ на твои вопросы.
Байхину в отличие от Хэсситая не терпелось разузнать, кто их спас и почему, — но, глядя на мастера, он тоже прикусил язык. Раз Хэсситай выказывает одну лишь благодарность без тени любопытства, то и ему не пристало соваться с расспросами. Взамен он принялся пристально рассматривать помещение.
Парень тем временем вернулся к себе за стойку, вытащил оттуда небольшой поднос, нагрузил его всевозможной снедью, вернулся в потайную комнату и повернул стену, закрывая вход. Байхин так и уставился на него — и все же не смог уловить, что именно парень проделал с механизмом, задвигающим стену.
Парень принялся сноровисто снимать с подноса чашки и миски и расставлять их перед гостями. Руки его так и летали. Сильные, подвижные, выразительные руки, покрытые ровным загаром — сидя в трактире с утра до вечера, таким загаром не обзаведешься. Нет, не к посуде эти руки привычны, хоть и управляются с нею ловко. Не трактирному слуге принадлежат эти гибкие, точные в движениях пальцы... и лица такого у трактирного слуги быть не может. Странное лицо: вроде и не худое, а каждый мускул, каждая жилочка прорисованы отчетливо и явственно. Словно бы тонкий слой подкожного жирка, залегающий у обычного человека, как и явствует из названия, под самой кожей, у этого парня не обливает собой лицевые мышцы, а располагается под ними, вынося их на поверхность. С таким лицом даже малейшего движения души не укроешь от любопытных взоров — оно предательски обнажает, выдает любое переживание... Очень неудобное в обычной жизни лицо... но очень удобное для того, чтобы...
Байхин не стал мысленно облекать в слова свою нечаянную догадку, а уж вслух — тем более. Он молча встал и поклонился собрату по ремеслу так, как принято кланяться среди киэн, уперев руки в боки. Парень широко ухмыльнулся и ответил точно таким же поклоном.
— У хозяина нашего глаз наметанный, — заметил парень. — Как он в считанные мгновения да еще в такой суматохе сумел распознать киэн — уму непостижимо.
Байхин оглянулся на хозяина, тихо о чем-то беседовавшего с Хэсситаем. Вот оно, значит, как. Не просто укрыть от толпы загнанных беглецов... не просто приютить незнакомцев... хотя и такое дело тоже отменной храбрости требует. Нет, хозяин погребка отлично понимал, кого спасет — а значит, и чем рискует.
Хэсситай оглянулся мельком на Байхина с собеседником. Нет, кланяться он не стал — просто улыбнулся, но такой понимающей улыбкой, что Байхину едва не стало завидно. Он пока еще не навострился распознавать собратьев по ремеслу мгновенно. Годы не те, опыта недостаточно. Байхину, прежде чем догадаться, пришлось потратить время на наблюдение — а Хэсситай и мгновения лишнего на догадку не потратил. Да и можно ли именовать догадкой спокойную твердую уверенность?
— Ваша правда, мастер, — вполголоса заметил хозяин, перехватив взгляд Хэсситая. — Этот парень — один из лучших в своем ремесле... не будем уточнять, в каком.
— Не будем, — покладисто согласился Хэсситай. — Ваш давний знакомец, я полагаю?
Хозяин внезапно смутился, словно Хэсситай застиг его в детском слюнявчике и с погремушкой в руках.
— Давний, — пробормотал он себе под нос, мучительно заливаясь краской. — Я его еще вот таким пацаненком помню. Почитай, пятнадцать лет на площадь бегаю на него посмотреть! — добавил он конфузливо и одновременно с вызовом.
Хэсситай улыбнулся в ответ широко и уважительно.
— Истинного знатока и ценителя в наше время встретишь нечасто, — промолвил он с глубоким поклоном. — Теперь понятно, как вы нас распознали. Глаз наметанный.
— Да нет, — махнул рукой хозяин, — где там... просто... ну сами посудите — за кем еще в наше время могут гоняться?
Байхин мысленно усмехнулся: после поклона Хэсситая хозяин вроде бы и перестал стесняться своего увлечения зрелищами... но все-таки не совсем. Видно, мысль о том, что пристрастие к искусству киэн не только не предосудительно, но кем-то может быть сочтено и похвальным, была для этого славного человека в новинку.
— Не сочтите праздным мое любопытство, — задумчиво протянул Хэсситай, прихлебывая легкое золотистое вино. — Я, конечно, суюсь не в свое дело, а все же хотелось бы знать... Понимаете, я никогда не встречал мастера... м-м-м... своего ремесла, которое мы не станем называть... словом, мне еще не доводилось видеть подобных людей в подобных заведениях. Он ведь другому ремеслу обучен... не тяготит ли он вас?
Хозяин и бывший киэн заухмылялись одновременно, будто Хэсситай произнес необыкновенно удачную остроту.
— Я бы еще понял, поставь вы его зазывалой... — продолжал Хэсситай.
— Ну что вы! — воскликнул хозяин. — Как можно? Неровен час, признают... Без грима он, конечно, сам на себя не похож... А голос-то, голос — голос ведь не спрячешь, его вся столица слышала. Нет, никак уж не зазывалой. — Внезапно он так плутовски подмигнул Хэсситаю, что у Байхина сердце екнуло. — Я ведь понимаю, что вас озадачило. Вы хотите знать, что я со всего этого имею, верно?
— Верно, — подтвердил Хэсситай. — Сомнение меня взяло. Уж не обессудьте.
— Я не в обиде, — вздохнул хозяин. — Время сейчас такое. А только не извольте беспокоиться, господин мастер. Я с этого очень даже неплохо имею.
Хэсситай вопросительно приподнял брови.
