какая-то коренастая дамочка схватила меня за руку.
– Нет-нет, – затараторила она. – Давайте с нами. Мы на настоящую вечеринку едем.
Я узнал наших друзей по уличному танцу. Один задира хлопал Йемона по спине, что-то болтая про «драку на хлыстах» и про каких-то латиносов с коробкой джина.
– Я их знаю, – сказала Шено. – Давайте с ними поедем.
И мы побежали по улице туда, где у них стояла машина. За нами пристроилось еще человек шесть. Мы повернули к возвышавшимся над городом холмам, виляя по темной дорожке среди того, что казалось жилым сектором. Дома внизу были сплошь деревянные, однако по мере подъема попадалось все больше современных строений из бетонных блоков. Наконец жилища сделались почти изысканными, с верандами и ухоженными газонами.
Мы остановились у дома, полного огней и музыки. Улица перед ним была забита машинами, и места для парковки не наблюдалось. Водитель высадил нас и сказал, что присоединится, когда найдет место для машины. Коренастая дамочка испустила радостный вопль и побежала вверх по лестнице к входной двери. Я с неохотой за ней последовал и увидел, как она разговаривает с какой-то толстухой в ярко-зеленом платье. Затем она указала на меня. Йемон, Шено и все остальные поднялись следом.
– Шесть долларов, пожалуйста, – сказала толстуха, протягивая руку.
– Черт побери! – воскликнул я. – Это за скольких?
– За двоих, – объяснила толстуха. – За вас и юную леди. – Она кивком указала на дамочку, которая всю дорогу ехала у меня на коленях.
Я молча выругался и отдал шесть долларов. Моя партнерша вознаградила меня жеманной улыбкой и ухватила за руку, пока мы входили в дом. «Проклятье, – подумал я, – эта шмара взяла меня в оборот».
Йемон держался сразу за нами, возмущенно бормоча про входную плату в шесть долларов.
– Тут просто должно быть славно, – пробурчал он. – А то, когда вернемся в Сан-Хуан, придется тебе на работу устраиваться.
Шено радостно рассмеялась, причем смех этот не имел никакого отношения к замечанию Йемона. Взглянув на Шено, я увидел в ее глазах дикое возбуждение. Купание в бухте немного меня протрезвило, да и Йемон казался вполне уравновешенным, а вот у Шено был вид наркоманки, готовой снова закинуться.
Мы прошли в темный коридор, а оттуда в комнату, полную музыки и шума. Она была битком набита, и в одном углу играл оркестр. Не шумовой оркестр, который я ожидал увидеть, а три горна и барабан. Звук был знакомым, но я никак не мог понять откуда. Затем, взглянув на потолок, где лампочки были выкрашены голубой краской, я узнал этот звук. Оркестр играл типичную музыку школьной танцульки на Среднем Западе в каком-нибудь клубе. И не только музыка: битком набитая комната с высоким потолком, импровизированный бар, двери, открывающиеся на кирпичную террасу, смеющиеся и кричащие люди, что потягивали спиртное из бумажных стаканчиков, – все было абсолютно таким же, если не считать того, что здесь почти все присутствующие были чернокожими.
От всей этой обстановки мне стало как-то не по себе, и я начал подыскивать темный угол, где можно было бы пить, оставаясь вне поля зрения остальной компании. Приземистая дамочка все еще держала меня за руку, но я стряхнул ее с себя и направился в угол. Никто не обращал на меня никакого внимания, пока я пробирался сквозь толпу, то и дело толкая танцоров. Опустив голову, я осторожно продвигался, как мне казалось, к вакантному месту.
В нескольких футах слева от меня оказалась дверь, и я протиснулся к ней, бесцеремонно всех расталкивая. Когда я наконец выбрался наружу, то почувствовал себя так, будто сбежал из тюрьмы. Воздух был прохладным, а терраса почти пустовала. Я подошел к перилам и взглянул на бухту Шарлотты-Амалии у подножия холма. Слышно было, как из баров по Квин-стрит в небо плывет музыка. Справа и слева видны были битком набитые людьми «лендроверы» и открытые такси – они двигались вдоль береговой линии, направляясь на другие вечеринки, другие яхты и в залитые мутным светом отели, где загадочно перемигивались красные и синие огоньки. Я попытался припомнить места, где нам рекомендовали «славно повеселиться», и задумался, лучше ли там, чем здесь.
Тут я подумал про Вьекес, и на мгновение страшно захотел туда отправиться. Я вспомнил, как сидел на балконе отеля и слушал цокот копыт на улице. Затем я вспомнил Зимбургера, Мартина и морских пехотинцев – имперских строителей, что обустраивали магазины по торговле замороженными продуктами и полигоны для бомбометания, растекаясь по всему свету, как лужа мочи.
Я повернулся посмотреть на танцоров, рассуждая, что раз уж я заплатил шесть долларов за вход, то вполне могу попробовать получить здесь хоть какое-то удовольствие.
Пляски становились все более дикими. Уже никакой ленивой раскачки под фокстрот. В музыке слышался неистовый ритм – все движения были резкими и полными вожделения. Раскачивание и толчки бедрами теперь сопровождались внезапными криками и стонами. Я почувствовал искушение присоединиться – пусть даже смеха ради. Но для начала мне требовалось покруче напиться.
В другом конце комнаты я нашел Йемона, подпирающего стену у выхода в коридор.
– Я уже готов плясать, – со смехом сказал я. – Давай малость оторвемся и сбрендим.
Он волком на меня посмотрел и от души глотнул рома. Я пожал плечами и двинулся к чулану в коридоре, где невозмутимый бармен неустанно смешивал выпивку.
– Ром со льдом! – крикнул я, поднимая повыше свой стаканчик. – Льда побольше.
Бармен механически его схватил, кинул туда несколько кусочков льда, плеснул рома и снова отдал мне. Я бросил ему в ладонь четвертак и вернулся к двери. Йемон с мрачным видом глазел на танцоров.
Я остановился рядом с ним, и он кивнул в сторону танцпола.
– Ты только глянь на эту суку, – процедил он. Я поднял глаза и увидел Шено, танцующую с невысоким мужчиной с бородкой клинышком, которого мы уже встречали раньше. Он был классным танцором, и каждый его шаг точно попадал в ритм. Шено расставила руки, будто танцовщица с обручем, на лице у нее читалось предельное сосредоточение. Время от времени она делала полный оборот, крутя своей полосатой юбкой будто вентилятор.
– Ага, – отозвался я. – Она на этих плясках просто свихнулась.
