выехала со стоянки и на скорости объехала кафе «Бакус». Все оставшиеся вприпрыжку бежали за ней, на ходу пряча оружие под пиджаки.
Еве было видно, как поднялся черно-белый шлагбаум, и сначала одна, а затем две другие машины беспрепятственно пересекли границу с Германией.
Какое-то время Ева тихо сидела за тем же деревом, освобождая свое сознание, как ее учили: не было никакой надобности сходить с этого места, лучше переждать, чем сделать что-нибудь неожиданное, поспешное. Она запоминала детали всего того, что видела, восстанавливая последовательность событий, убеждая себя в том, что восприняла их правильно, вспоминая все, что они сказали друг другу с лейтенантом Йоосом до последнего слова.
Найдя лесную тропинку, Ева не спеша двинулась по ней, пока не дошла до дороги, проложенной лесниками, а уже по ней через какое-то время вышла на шоссе. Она была в двух километрах от Пренсло. Первый же указатель, который попался Еве, подтвердил это. Ева медленно пошла по дороге в сторону деревни. Ее голова была набита шумными и противоречивыми объяснениями того, свидетелем чего она стала. Когда она подошла к отелю «Виллемс», ей сказали, что другой джентльмен уже уехал.
4
Ружье
УТРОМ БЕРАНЖЕР ПОЗВОНИЛА и сказала, что она сильно простудилась и просит отложить занятие. Я согласилась немедленно, с сочувствием и неким скрытым удовольствием (поскольку знала, что мне все равно заплатят), и, решив воспользоваться этими двумя освободившимися часами, села в автобус, идущий в центр города. На Терл-стрит я зашла в узкую калитку в воротах своего колледжа и потратила две минуты на чтение объявлений и плакатов, приколотых к большой доске под аркой привратницкой, прежде чем зайти внутрь привратницкой и посмотреть, нет ли чего интересного в моей ячейке. В этой ячейке я обнаружила обычные рекламные проспекты, приглашения на встречи с легкой выпивкой в аспирантской, счет за вино, купленное мной четыре месяца назад, и дорогой белый конверт, на котором ручкой с очень толстым пером ярко-коричневыми чернилами было написано мое имя: мисс Руфь Гилмартин, магистр искусств. Я сразу догадалась, кто был автором письма: Роберт Йорк, мой научный руководитель, на которого я постоянно наговаривала, называя его самым ленивым преподавателем в Оксфорде.
Я ощутила легкий укол совести и открыла конверт. Вот что говорилось в письме:
Я позвонила ему немедленно из телефонной будки в привратницкой. Ответа пришлось ждать довольно долго, а потом я услышала знакомый аристократический basso profundo – низкий и глубокий мужской голос:
– Роберт Йорк.
– Алло. Это я – Руфь.
Молчание.
– Руфь де Вилльер?
– Нет. Руфь Гилмартин.
– Ах, моя
Мы договорились встретиться завтра вечером в колледже у него на кафедре. Я повесила трубку, вышла на Терл и остановилась на мгновение, внезапно почувствовав себя смущенной и виноватой. Виноватой, потому что не занималась диссертацией вот уже несколько месяцев: смущенной, потому что задала себе вопрос: что ты делаешь здесь, в этом чопорном провинциальном городишке? Зачем тебе докторская диссертация? Ты что, захотела стать ученой?..
На ум не приходило никаких быстрых или готовых ответов. Я медленно плелась по Терл в сторону Хай- стрит – подумывая зайти в паб и выпить вместо того, чтобы вернуться домой к скромному обеду в одиночестве – когда вдруг, проходя мимо входа в крытый рынок, заметила привлекательную пожилую женщину, очень похожую на мою мать. Это и была моя мать. В брючном костюме жемчужно-серого цвета, а волосы ее казались светлее – недавно покрасила.
– Кого это ты там высматриваешь? – спросила она немного раздраженно.
– Тебя. Ты великолепно выглядишь.
– У меня ремиссия. А ты выглядишь ужасно. Отвратительно.
– Боюсь, что у меня в жизни кризис. Я собиралась немного выпить. Ты присоединишься?
Она охотно поддержала мое предложение, поэтому мы развернулись и пошли в сторону «Терф таверн». В пабе было темно и прохладно – благостная передышка от палящего июньского солнца. Старые каменные плиты недавно вымыли, и они казались пестрыми от влаги. Посетителей было совсем немного. Мы выбрали столик в уголке, я пошла к стойке и заказала пинту светлого пива для себя и тоник со льдом и лимоном для матери. Ставя стаканы на стол, я вспомнила последний эпизод истории Евы Делекторской и попыталась представить свою мать – тогда практически того же возраста, что и я сейчас – наблюдавшую, как убивали лейтенанта Йооса. Я села напротив нее.
Мама говорила, что чем больше я прочту, тем больше пойму. Но я чувствовала, что до понимания мне еще далеко.
Я подняла свой стакан с пивом и сказала:
– Будь здорова!
– Чин-чин, – ответила она.
Потом мама внимательно наблюдала за тем, как я пила пиво. Вид у нее был озадаченный, словно она думала, что я немного не в себе.
– Как ты можешь пить эту гадость?
– Привыкла в Германии.
Я сказала ей, что брат Карла-Хайнца, Людгер, поживет у нас несколько дней. Она заявила, что не считает меня более обязанной хоть чем-либо семье Кляйст, однако новость не обеспокоила маму, она даже не проявила к этому никакого интереса. Я спросила, что она делает в Оксфорде – обычно она ходит по магазинам в Банбери или в Чиппинг-Нортоне.
– Я получала разрешение.
– Разрешение? Какое? На автомобильную стоянку для инвалидов?
– На огнестрельное оружие.
У меня лицо вытянулось от изумления.
– Это мера безопасности против кроликов – они просто разоряют сад. И к тому же, дорогая – честно скажу тебе: я больше не чувствую себя безопасно в этом доме. Я плохо сплю – каждый шорох будит меня – будит по-настоящему. Мне потом не уснуть. С ружьем будет спокойнее.
– Ты живешь в этом доме с тех пор, как умер отец, – напомнила я ей. – Уже шесть лет. И не было никаких проблем.
– В деревне все изменилось, – пояснила она мрачным тоном. – Все время ездят машины. Незнакомые люди. Никто не знает, кто они такие. И я полагаю, с моим телефоном что-то не так. Я слышу шумы на линии.
Я решила, как и она, не проявлять к новости никакого интереса.
– Ну, как знаешь. Только случайно не подстрели себя.
– О, я-то знаю, как пользоваться ружьем, – сказала она, потихоньку самодовольно хихикнув.
Я решила промолчать.
Мама порылась в своей сумке и достала большой коричневый конверт.
– Следующая часть. Я собиралась завезти это тебе по пути домой.
Я взяла конверт.
– С нетерпением ждала продолжения, – сказала я. И на этот раз я говорила совершенно серьезно.
