– Мы должны понимать, – продолжил он, понижая голос и оглядываясь по сторонам, – что мы здесь не самые долгожданные гости. Многие здесь ненавидят нас, просто терпеть не могут. Они также ненавидят и терпеть не могут Франклина Рузвельта – и он должен быть очень осторожным, очень.
– Но, Бог мой, его ведь только что переизбрали на третий срок.
– Да, но только за обещание «Я не позволю нас втянуть в войну».
Ева вздохнула: а ведь сегодняшний день начался так хорошо.
– Ромер сказал, что в Южной Америке начинаются интересные события.
– Серьезно?
Ангус попытался изобразить полное безразличие, но Ева почувствовала, что ее собеседник заинтересовался.
– А более подробно он тебе ничего не говорил?
– Нет. Ничего.
Ева подумала, не совершила ли она еще одну ошибку. Что с ней сегодня происходит? Она, казалось, выбилась из колеи. Ведь сказано, как волка ни корми…
– Давай еще по коктейлю, – предложил Ангус. – Ешь, пей, будь счастлив – и все такое.
После обеда с Ангусом Ева почему-то чувствовала себя подавленной, а еще она переживала, что в разговоре, пусть лишь намеками, выдала правду о них с Ромером – на основании нюансов живой ум Ангуса мог легко докопаться до правды. Она шла в офис «Трансокеанской прессы» через весь город, пересекая широкие авеню – Парк, Мэдисон, Пятую, постоянно ощущая вокруг себя спешку, болтовню, размах, шум и самоуверенность города, народа, страны. Она попыталась поставить себя на место молодой американки, жительницы Манхэттена, довольной своей работой, озабоченной собственной безопасностью, девушки, у которой впереди целая жизнь. Вполне возможно, что, как бы она ни симпатизировала и ни сопереживала Британии и ее борьбе с Гитлером, она думала бы: «Почему я должна рисковать всем, что у меня есть, быть вовлеченной в какую-то ужасную, мерзкую войну в трех тысячах миль отсюда?»
Уже в офисе «Трансокеанской прессы» Ева встретила Морриса. Он разговаривал с переводчиками с чешского и испанского языков. Моррис махнул ей рукой, а она зашла в свой кабинет и подумала, что в Соединенных Штатах было немало землячеств: ирландское, латиноамериканское, германское, польское, чешское, литовское и так далее – только не хватало британского. Куда подевались американские британцы? Кто возьмется защищать их, встанет на их сторону, случись вдруг конфликт с американскими ирландцами, американскими немцами или, скажем, американскими шведами?
Чтобы подбодрить себя и отвлечься от этих пораженческих мыслей, Ева занялась составлением досье к одной из своих заметок. Три недели тому назад в разговоре с нью-йоркским корреспондентом ТАСС (ее знание русского языка неожиданно очень пригодилось) она проговорилась, притворясь слегка выпившей, что в Королевских ВМС уже якобы приблизятся к завершению испытания глубинных бомб нового типа – мощность взрыва их прямо пропорционально зависит от глубины (чем глубже бомба взрывалась, тем мощнее был взрыв). От этих бомб подводным лодкам было просто не спрятаться. Корреспондент ТАСС отнесся к сообщению весьма скептически. Двумя днями позже Ангус – посредством служб Агентства зарубежных новостей – тайком подбросил этот материал в «Нью-Йорк пост». Корреспондент ТАСС позвонил, чтобы извиниться, и сказал, что он телеграфом отправил статью в Москву. Стоило материалу появиться в русских газетах, как британские газеты и телеграфные агентства подхватили его и отправили телеграфом назад в США. Круг замкнулся: на Евином столе были разложены вырезки из «Дейли ньюс», «Геральд трибюн» и «Бостон глоуб». «Новая, более мощная бомба для борьбы с подводными лодками». Теперь этот материал прочтут немцы, поскольку это уже американская статья. Может быть, экипажи подводных лодок получат инструкции быть более осторожными на подходе к конвоям. Может быть, это ослабит моральный дух немецких подводников. Может быть, американцы чуть сильнее ощутят узы родства с отважными британцами. Может быть, может быть… Но если верить Ангусу, то все это было пустой тратой времени.
Несколькими днями позже Моррис Деверо зашел в кабинет Евы в «Трансокеанской прессе» и протянул ей вырезку статьи из газеты «Вашингтон пост». Статья называлась «Русский профессор покончил с собой в вашингтонском отеле». Ева быстро пробежала ее глазами: русского звали Александр Некич. Он эмигрировал в США в 1938 году с женой и двумя дочерьми и работал адъюнкт-профессором на кафедре международных отношений в Университете Джона Хопкинса. Полиция была озадачена тем фактом, что он выбрал для самоубийства самый захудалый отель.
– Мне это ни о чем не говорит, – сказала Ева.
– Ты когда-нибудь слышала о Некиче?
– Нет.
– Твои друзья из ТАСС когда-нибудь упоминали о нем?
– Нет. Но я могу спросить их.
В тоне Морриса было что-то необычное. Вместо мягкой обходительности появилась непривычная жесткость.
– А это важно? – спросила Ева.
Моррис сел и немного расслабился. Он объяснил, что Некич был высокопоставленным офицером НКВД. Он сбежал в США после сталинской чистки 1937 года.
– Они сделали его профессором чисто формально – Некич никогда не преподавал. Несомненно, он – кладезь информации – был кладезью информации – что касается советских шпионов здесь, в Соединенных Штатах… – Моррис сделал паузу. – И в Британии тоже. Вот почему мы проявляли к нему большой интерес.
– Мне казалось, что мы все теперь сражаемся на одной стороне, – сказала Ева, понимая, насколько наивно прозвучали ее слова.
– Ну, так оно и есть. Но посмотри на нас – что мы здесь делаем?
– Черного кобеля не отмоешь до бела.
– Абсолютно точно. Тебе всегда будет интересно, что затевают твои друзья.
И тут ей пришла в голову мысль.
– А почему тебя беспокоит этот погибший русский? Это ведь не твой материал, не так ли?
Моррис забрал вырезку.
– Я планировал встретиться с ним на следующей неделе. Некич собирался рассказать нам о том, что происходит в Англии. Американцы получили от него все, что хотели – очевидно, что у него были интересные новости и для нас.
– Слишком поздно?
– Да… очень неудобно.
– Что ты имеешь в виду?
– Я бы сказал, что все выглядит очень подозрительно: как будто кто-то не хотел, чтобы Некич разговаривал с нами.
– И поэтому он покончил с собой. Очень вовремя.
Моррис слегка ухмыльнулся.
– Они чертовски ловкие, эти русские. Некич выстрелил себе в голову в запертом номере гостиницы, пистолет – в руке, ключ – в замке, окна закрыты. Но когда все выглядит по правилам, по высшему разряду, натуральным самоубийством, то обычно оно таковым не является.
«Интересно, – подумала Ева, – почему он мне все это рассказывает?»
– Они выслеживали его с тридцать восьмого года, – продолжил Моррис. – И наконец достали. Жалко, что не смогли подождать еще недельку… – Он скорчил насмешливо-грустную гримасу. – А я так мечтал о встрече с господином Некичем.
Ева промолчала. Все это было для нее внове. Ей стало интересно: бывал ли Ромер на подобных встречах. Насколько ей было известно, они с Моррисом должны были заниматься только «Трансокеанской прессой».
«Хотя, – подумала она, – откуда мне знать?»
– Люди из ТАСС не упоминали о каких-нибудь новых лицах в городе?
– При мне – нет.
– Окажи мне услугу, Ив, позвони своим русским друзьям, послушай, что они говорят о смерти Некича.
