его ковшом и приложил, а эти помогать ему кинулись.
– Ты бы объяснил, что она жена твоя, не девка половая.
– Дык, не успел.
Лысый купец поднялся на ноги, добрался до лавки и рухнул на нее, не переставая причитать. Второй, поворочавшись в объедках, сполз со стола, держась за спину.
– Что ж сразу по мордам бить? – плаксиво спросил плешивый. – Объясни толком, уваженье прояви.
На голове у него стремительно вздувалась багровая шишка, рубаха была мокрая от пролитой браги. Он пощупал голову, скривился.
– В прошлый раз хозяин сам девку предлагал, а теперь, стало быть…
– Ты про прошлые разы забудь! – взвизгнула Павлина. – Ишь, нашел себе…
– Тихо, – повысил голос Молчун.
– А ты мне рот не затыкай! – закричала Павлина еще громче. – Меня тут всякий…
Молчун развернулся и отвесил ей звонкую оплеуху. Женщина замерла с открытым ртом. Олег опустил голову, пряча улыбку, Невзор загородил рот рукой.
– Тихо, я сказал, – прогудел еще раз Молчун, – ступай к печке, я тут все улажу. Ну! – рявкнул он, видя, что жена колеблется.
Павлина скрылась в кухне, независимо вихляя полными бедрами. Молчун обвел взглядом корчму. Купцы исподлобья смотрели на него, в дверях толпились мужики. Новоиспеченный хозяин откашлялся. «Если сейчас не стушуется, – подумал Олег, – если скажет, как надо – значит, есть сила в мужике, а если мямлить начнет – все, так и ходить ему всю жизнь по дворам».
– Я, это, сказки сказывать не горазд, ага. Эта баба – моя жена. Хотите есть-пить-ночевать здеся – попрошу, того… этого… со всем уважением, значит, как к жене хозяина, ага. Вот и весь сказ. – Он обвел взором собравшихся, задержав взгляд на лысом купце, развел руками и прошел за стойку.
Невзор удовлетворенно кивнул. Купцы переглянулись. Лысый откашлялся, налил себе браги, махнул залпом полную братину, перебрал разбросанные по столу кости, покрытые рассыпавшейся гречкой, помотал головой в огорчении.
– Какого порося загубили… Да я бы и не заехал, а только от Днепра три дня пути, хоть, думаю, по- людски переночую, с девкой… – он покосился на Молчуна, – это… под крышей, в смысле. Эх, – пощупал купец голову, – крепко ты меня.
– Ничего. Наперед наука.
Брюхатый позвал застывших в дверях работников, повернулся спиной. Мужики принялись счищать с его рубахи раздавленную в тесто кашу. Инцидент был исчерпан.
Вторуша отдал Середину кистень и, подойдя к Молчуну, попросил меду на опохмел. Тот налил ему полную чашу, и купец, выпив мед, пошел проверять поклажу и лошадей.
– Все, погуляли – хватит, – сказал он, возвратившись в корчму, – завтра поутру едем.
Вторуша растолкал Середина чуть свет. За стенкой, в комнате, откуда Молчун убрал разбойничьи приспособления, храпели работники купцов, которым Павлина принесла несколько охапок сена. Сами купцы спали комнатой дальше и тоже сотрясали воздух богатырским храпом. Зевая, Олег спустился вниз. Павлина выставила на стол творог, молоко, сыр, огромную яичницу. Вторуша жадно заглатывал снедь, Невзор, по обыкновению, вяло ковырялся в блюде.
– Мы вам тут в дорогу сготовили, – сказала Павлина.
Судя по осунувшемуся лицу, она и не прилегла ночью. Олег выпил стакан молока, «поклевал» яичницу. Молчун принес два бочонка с медом, несколько кувшинов с ягодным морсом.
– Надо бы на посошок принять, да…
– Неча, вчера разошлись – дальше некуда, – оборвала его Павлина.
– Да тихо ты! Вот баба, слова сказать не даст, – нахмурился Молчун. – Это… чего сказать-то хотел? А! На дорожку бы надо, да самая работа с утра. Вы уж не обижайтесь.
– Все нормально, – успокоил его Олег, – спасибо за хлеб-соль, за ночлег…
– Да уж, ночлег, – проворчал Вторуша, – остатнюю рубаху порвали.
– Не бубни. Жив – и радуйся. Вы бы наняли пару-тройку крепких мужиков, а то вот как вчера полезут.
– Наймем, – согласился Молчун, – тут весь недалече, хозяин живность там покупал. Там и наймем мужиков.
Вторуша отправился запрягать лошадей, Молчун пошел ему помогать. Павлина принесла и поставила на стол две большие корзины со снедью. Проверяя, не забыла ли чего, она порылась внутри. Тут были пироги с визигой, с мясом и ягодами, жареные и печеные куры, запеченное мясо, сыр, молоко в больших кувшинах, творог.
– Визигу наперед съешьте, – напутствовала она, – на жаре растечется, а то и протухнет. Будете еще меня недобрым словом вспоминать.
– Насчет рыбы – это мы знаем, – подтвердил Невзор, – особливо Вторуша шибко умный по этому делу.
На дворе застучали колеса, заржала Сивка. Подхватив корзины, путники вышли из корчмы. Вторуша пристроил снедь в своей телеге, часть товара переложил на телегу Середина, кивнул хозяевам:
– Бывайте здоровы. Плату за постой не предлагаю, потому как вроде делом расплатились, – значительно сказал он.
– За постой расплатились, – прищурившись, съехидничала Павлина, – а за удовольствие кто платить будет?
Вторуша побагровел. Молчун, скрывая улыбку, обнял ее за плечи.
– Ладно тебе людей смущать.
Купец досадливо покрутил головой, прикрикнул на лошадь, Невзор придержал ему ворота.
– В другой раз за все расплатишься, – крикнула ему вслед Павлина.
– Ну, прощевайте, значит. – Молчун, а вслед за ним и жена поклонились Олегу и Невзору в пояс. – Заезжайте, коли рядом будете.
Середин под уздцы вывел лошадь со двора, помахал рукой, взобрался на облучок и гикнул, подгоняя конягу. Перекресток остался позади. Въезжая в дубовую рощу, ведун оглянулся. Две фигурки в воротах корчмы махали вслед руками.
В роще телегу догнал Невзор, пошел рядом, с подветра, – но и то Сивка и запряженная в телегу лошадь опасливо косились на него.
Дорога стала получше – по ней ездили куда чаще, чем по тем трактам, какими они пробрались раньше. Оно и понятно: эта дорога вела от Днепра, от Переяславля к древним русским городам: к Рязани, к Мурому, к Курску. Навстречу катили возы, телеги, тащились волокуши. Вдоль обочины брели калики, артели плотников, скорняков, каменщиков и прочие пешеходы, что ходят по городам и весям в поисках работы. Непролазные болотистые леса остались позади: ближе к югу природа расщедрилась на радующие глаз краски зелени, голубого неба, легких облаков. Над головой шептались дубовые листья; березовые рощи, словно стеклянные, просматривались насквозь, кудрявились яворы. Земля здесь была не в пример богаче северной. Поселки, через которые лежал путь, утопали в садах, деревья гнулись под тяжестью плодов. Дома все чаще встречались крытые соломой, но с дымоходами. Вторуша повеселел, он то и дело подхлестывал лошадку и, оборачиваясь назад, кричал Олегу, что по этакой дорожке да и за день к реке выйдут.
После полудня остановились перекусить. Поели, не распрягая лошадей, подождали, не подойдет ли Невзор, однако бывший дружинник не появился. Середин вспомнил, сколько им встретилось овечьих стад, сколько кур и гусей бродило по деревенским улицам, и понял, что Невзор голодным не останется.
К вечеру дорога опустела: кто остался на ночевку в притулившейся к самому тракту деревеньке, кто свернул к ручейку, бежавшему рядом, разложил снедь, стреножил коней. Вторуша подгонял лошадей, пока на небе не появились первые звезды. Тогда путники свернули к березовой роще, поставили телеги углом, задали корм лошадям. Купец расстелил холстину, принялся выкладывать из корзин узелки, кувшины. Достал бочонок, взболтал, радостно подмигнул Середину: живем, мил человек. Олег запалил костерок.
Из темноты появился Невзор, налил себе молока, прилег на границе света с кружкой руке, есть не стал. Глаза его под насупленными бровями, будто вбирающие отблеск огня, не мигая смотрели на пламя. Было в
