Странствия шамана

и являлись одним из тех таинственных «народов моря” который перебрался на новый материк в XV—XII веке до н. э. Пришельцы быстро создали на севере Африки огромное и могущественное государство — Гараман- тиду. Высокие, длинноногие жители его носили белые одежды, красные плащи и плетеные сандалии, а головы украшали страусиными перьями. Это был отчаянный и задиристый народ. Геродот писал о них как о воинственных племенах, проникавших на запряжен­ных четверками лошадей колесницах глубоко в степ­ные (в те времена!) просторы Северной Африки. Вся Сахара была под их контролем! Каждый мужчина-

Гирамант постоянно носил на левом запястье тонкий Кинжал, на правом боку — тяжелый, метровой длины, Прямой меч-такубу, а на груди — серебряный амулет Жреца. Такой всадник, с лицом, укутанным до глаз бе­лой или синей повязкой, называемой тагелъмус, на­долго стал для жителей пустыни символом мужества и чародейства.

Гараманты прекрасно владели приемами магии, по­зволявшими им чувствовать себя в безжизненной пу­стыне как дома. И немудрено, по тайным поверьям, эти волшебники никогда не умирали: их души выхо­ дили из песка и после смерти вновь в него возвраща­лись.

Для хозяев пустыни, к тому же магов, видимое от­сутствие воды никогда не было проблемой. Зная, что она содержится буквально во всем, гараманты умели вызывать водные потоки из скал и даже капли влаги из самого маленького камня. Находясь в любой точке Са­хары, эти чародеи могли видеть абсолютно всю ее по­верхность и каждого путника на ней. Это позволяло им легко замечать недружественные караваны с золо­том и стремительным налетом захватывать их.

Немудрено, что вокруг такого необычного племени возникло множество легенд. Тот же Геродот намекал на происхождение их от легендарных атлантов.

Как бы то ни было, гараманты действительно были таинственным племенем, появившимся неизвестно откуда, а затем будто бы исчезнувшим неизвестно ку­да. Дело в том, что, когда (VII в. н. э.) многотысячные волны арабских переселенцев стали активно осваивали северные районы Африки, могущественные гараманты почему-то без особого сопротивления стали уходить от них все южнее и южнее — в бесконечные пески, в засушливые и гористые районы Аххагар и Тассили, становясь разбойниками. Они стали грабить богатеющие арабские поселения в оазисах и контролировать караванные пути в пустыне, отбирая золото у мусульманских купцов.

Те прозвали их таувариками, то есть безбожниками.

Принято считать, что именно от этого слова и пошло наименование более позднего народа Сахары- туарегов.

Теперь самое время подробнее рассказать о туаре- гах, так как именно они переняли у гарамантов почет- ную миссию детей и хозяев Великой пустыни.

Туареги создавали в глухих и труднодоступных уголках Сахары свои желтые глинобитные городища. В центре их, вокруг колодца, строились высокие мно­гоэтажные продовольственные склады, более похожие на пчелиные соты. Каждая семья имела в них свою ячейку, заполненную большими амфорами для хране­ния различного зерна, фиников, масла, меда, воды и других продуктов, большинство из которых было да­нью, собираемой с торговых караванов. Вокруг такого склада тесно, стена к стене, располагались небольшие жилые домики с плоскими крышами. Внутреннее про-

странство продовольственного склада служило крепо­стью, в которой туареги укрывались при осадах. Спе­циальные ячейки имели узкие бойницы для обстрела неприятеля.

С 18 лет юноши посвящались в воины и были обя­заны постоянно носить тагельмус {шат — по- арабски), спуская его до подбородка лишь при еде.

Женщины туарегов свои лица не закрывали. Их общественное положение было даже выше, чем у мужчин. Только они учились грамоте и сохраняли свою письменность — томашек. По линии матери ве­лось и родство. Даже главным мужским родственни­ком детей являлся не их отец, а старший брат их мате­ри! Естественно, многоженство у туарегов исключа­лось...

Что ж, пусть эта мысль утешит нынешних муж­чин...

Ныне большинство туарегов ассимилировались среди арабов, приняли ислам и подрабатывают на нефтепромыслах и соледобыче. Об их принадлежно­сти к древнейшему народу свидетельствуют только повязки-тагельмус, носимые по-прежнему с гордо­стью и достоинством. Однако в самых глухих районах Сахары еще до сих пор кочуют племена вольных туа­регов, называющих себя имошагами, что значит «сво­ бодные». Они считают, что в пустыне есть все, нужно настоящему имошагу, а чего в ней нет, так имошагу и не нужно. Эти воины пустыни ушли прочь от цивилизации и воды, делающих людей своими рабами. Они пошли на невероятные лишения, но сохранили свою самобытную культуру...

Покинув легендарную Джерму-Гараму, мы двинулись дальше по Сахаре. Нагорье Акакус, которое пересекало наш путь, — воистину музей скульптуры. Тысяче­летиями ветер обтачивал песком горные породы, при­давая им совершенно невероятные формы. И теперь на бескрайних полях желтого песка торчат бесчислен­ные буро-коричневые многометровые каменные фи­гуры умопомрачительных форм и очертаний. Колон­ны и шпили, развалины крепостей и замков, минареты и соборы, грибы и деревья, фантастические фигуры людей и животных, разнообразные космические при­шельцы — чего тут только не увидишь! С диким сви­стом носится между ними наполненный песком ветер, продолжая совершенствовать свои невероятные тво­рения...

Вечерами наши водители-туареги жарили на костре мясо и пекли прямо в песке под ним вкуснейшие пре­сные лепешки тачилла, распевая хором свои песни,

такие же протяжные и заунывные, как вой пустынных петров под бездонным небом Сахары.

Мы же бродили по мертвенно сияющим в свете огромной луны пескам, между фантастическими ска­ лами Акакуса. Их контуры серебрились в ночи, будто покрытые мерцающей паутиной (следствие электри­ зации от ударов миллиардов песчинок). Потом мы за­бирались на скалы и слушали «звуки солнца». Так здесь называют треск камней, лопающихся от резкого охлаждения после дневного перегрева. И сколько естественной гармонии было в негромкой человече­ской песне под аккомпанемент каменных бараба­ нов...

После ужина, полулежа вокруг догорающего ко­стра, мы все вместе вдыхали восхитительные ароматы местных кальянов шиша, ведя неспешные разговоры о таинственной жизни пустыни и ее обитателей. Кута­ ясь в спальник, под дикие стоны пустынной совы, я разглядывал совсем низшие звезды и думал, что слово «пустыня» означает вовсе не тот факт, что вокруг тебя ничего нет, а то, что мысли твои здесь невольно очи­щаются от житейской шелухи привычного бытия. Пу­сто в голове; чистый лист дается здесь твоему мышле­нию. Нужно лишь уловить те тихие светлые голоса, что льются на тебя с небес, и внимать им. Внимать и вписывать в свою память Божественные наставления и советы ушедших предков. Внимать, впитывать и ис­полнять, чтобы стать добрей и чище, искренней и

естественней. Чтобы оставаться плотью от плоти той первозданной природы, что восхищает нас всегда своей извечной непорочностью...

.

Человек на 80 % состоит из воды. Он, по сути, большая бутылка с дырявыми стенками, через которые по­стоянно вытекает 2,5 л жидкости в сутки. Это в обычных условиях, а в пустыне потери воды возрастают до 12 л! Интересно, что жажда возникает уже при потере 0,5 л на 1 кг веса, когда обезвоживания еще во­ все нет. Тогда спортсмены полощут рот водой, а туареги сосут камушек: выделяется слюна, и жажда пропадает. А вот если будет безвозвратно потеряно 3—5 л воды — дело дрянь. Ну а дефицит в 10 л неминуемо приведет к смерти.

Пусть такие заявления остаются на их совести...

Мы не тратили воду на умывание, бритье, мытье посуды или стирку, но прошло пять дней, и запасы ее практически закончились. Жара тут же стала невыно­симой, а джипы без кондиционеров превратились в камеры пыток.

В этих районах выпадает всего 20—30 мм осадков в год, то есть меньше уже не бывает. И хотя под Саха­рой, на глубине 2000 м, плещется огромный океан пресной воды площадью 1 млн кв. км, сама она